— Надо посмотреть, как остальные, — сказала я.
Он кивнул.
— Зайдите к Маре. Я посмотрю, как Шторм и Белен.
Мы пошли в разные стороны: я в капитанскую каюту, Гектор — на нижнюю палубу.
В каюте царил хаос. Картины и мелкие предметы мебели валялись на полу, на стенах виднелись потеки воды, стекло в одном из иллюминаторов было разбито, острые осколки сверкали на солнце.
Мара лежала на боку посреди огромной кровати, прижимая колени к груди.
Когда я вошла, она подняла глаза, но не шевельнулась.
— Вы живы, — сказала она, будто всхлипнула.
Что-то случилось. Я бросилась к ней.
— Что такое, Мара? Ты ранена? — Я убрала волосы с ее лица. — На нас налетел торнадо, и…
— Белен? Он цел?
— Гектор пошел проверять. Мара, скажи мне.
— Мой шрам. Рана снова открылась. Корабль так качало, что я не удержалась на кровати, и…
— Дай посмотреть.
— Я боюсь пошевелиться, Элиза. Мне кажется, все плохо. — Она подняла руку, которую прижимала к животу, и показала мне. Рука была в крови.
У меня сердце упало.
— Может быть, я смогу наложить швы. Я много раз видела, как Космэ это делала. Или Белен! Он делал это много раз. Ты взяла свою мазь?
Она кивнула.
— В мешочке.
Я принялась лихорадочно искать его. Кто знает, где он оказался после шторма и уцелело ли его содержимое. Я заметила свой собственный рюкзак между упавшим стулом и сломанной полкой. Я с беспокойством подумала о статуэтке, надеясь, что она не разбилась.
— Ты помнишь, когда видела его в последний раз? Я не могу… — И тут я кое-что придумала.
Я глубоко вздохнула, поражаясь собственной дерзости. Могу ли я исцелить ее? Так, как я исцелила Гектора? Это произошло случайно. На самом деле все, что я когда-либо делала с амулетом, было случайностью. Но я выбралась сюда, подвергнув всех вокруг невероятному риску, в надежде, что смогу понять, как целенаправленно использовать его силу.
— Мара, дай мне руки. Я попробую кое-что сделать.
Она доверчиво протянула мне руки. Я схватила их, пытаясь не обращать внимания на то, что они холодные и скользкие от крови.
— Э… закрой глаза и расслабься. Гектор был без сознания, когда я это делала с ним.
Она закрыла глаза.
Думай, Элиза!
Когда я исцелила Гектора, сила собралась во мне, проникнув извне через мой амулет. Я пыталась представить себе это ощущение, будто что-то вливается в меня, наполняет меня. Господи, пожалуйста, помоги мне.
Сила хлынула мощным потоком, и я застыла в восхищении. На этот раз так просто. Так естественно и правильно.
Я сказала:
— «Ибо благая Десница божья несет исцеление, блажен ищущий обновления, ибо ему воздастся».
Ничего.
В прошлый раз это случилось от отчаяния и необходимости. И от любви. Может быть, в любви все дело.
Я сосредоточилась, думая том, что Мара значит для меня. Я думала о том, с какой храбростью она разделяла с нами опасность, о ее твердой решимости научиться всему, что должна уметь фрейлина королевы. Я видела весь путь, какой она прошла от робкой несчастной девочки, чью деревню уничтожила инвирны, до веселой смешливой девушки, твердо намеренной наслаждаться новой жизнью.
Мара дорога мне. Я люблю ее.
Я прошептала:
— «Ибо любовь прекраснее рубинов, слаще меда, лучше королевского вина. И никто не знает любви величайшей, нежели тот, кто отдает жизнь за друга».
Сила хлынула в меня прежде, чем я успела закончить.
Мара вытянула ноги, выгнула спину, лицо ее исказилось в агонии, и я бросилась к ней, боясь, что сделала только хуже. Но тут ее тело обмякло. После нескольких прерывистых вздохов она расслабилась и улыбнулась.
— Кажется, подействовало, — сказала она и осторожно потрогала пальцами живот. — Больно, но подействовало.
Я вздохнула с облегчением. На этот раз получилось намного проще. Может быть, сказывается близость зафиры. Или может быть, я наконец научилась использовать силу камня.
— Хорошо, — сказала я. — Это очень… — Перед глазами все поплыло. — Надо прилечь… — И я без сознания повалилась на кровать.
Очнувшись, я увидела множество лиц. Я всмотрелась в них и узнала Гектора, Феликса, Мару, Белена.
— Хватит глазеть, — сонно проворчала я. Они отступили, все, кроме Гектора, который сказал:
— Как вы себя чувствуете?
Волосы у него были взлохмачены, он смотрел на меня огромными глазами. Он вдруг показался мне таким молодым, таким неуверенным в себе. Определенно это была плохая идея — обнять его за шею и заставить поцеловать меня на глазах у всех.
— Хорошо. Я устала, но мне хорошо. — Я села и свесила ноги с кровати. — Как Мара?
— Рана совсем затянулась, — сказала она голосом, хриплым от восторга. — И шрам… он на месте, но он стал мягче. Лучше, чем был.
От волнения у меня дрожали колени. А может быть, от усталости.
Капитан погладил свою бороду и спросил:
— Думаете, вы могли бы вылечить всех на борту? У нас тут сломанная нога и несколько серьезных царапин. Один из матросов не может выкашлять воду из легких.
— Это невозможно, — сказал Гектор. — Вы же видели, сколько сил это у нее отнимает.
— Я не уверена, что смогла бы, — сказала я. — Мне кажется, это работает только когда… с людьми, которых я… — Которых я люблю. Я не могла сказать это прямо, потому что, если признать, что чувство Гектора взаимно, будет только хуже, в конечном итоге. — Это работает только с людьми, которые мне очень дороги, — закончила я.
Но в глазах Гектора вспыхнула надежда, такая явная и неприкрытая. Может быть, надо было сказать ему. Я могла бы солгать, сказать, что нас ждет счастливое будущее.
Вместо этого я встала с кровати и отошла в сторону.
— Как Шторм? — спросила я, стараясь не смотреть на Гектора.
— Он не пострадал, — сказал Белен. — И что еще интереснее, я уже несколько часов не слышал от него ни одной жалобы.
Несколько часов.
— Как долго я была…
— Несколько часов, — ответила Мара. — Мы очень беспокоились. Мы почти у самого острова.
Я бросилась вон из комнаты, вверх по лестнице, перескакивая через две ступени.
От того, что я увидела, меня охватил трепет.
Мы вошли в серповидную бухту, где аквамариновое море окаймлял кристально-белый песок. На берегу зеленел лес кокосовых пальм, их листья развевались на ветру. А еще дальше возвышались невероятно крутые горы, или башни, или, может быть, это были пальцы божества, указующие в небо и касающиеся облаков. Они были зеленые, живые, покрытые растительностью, испещренные реками и ручьями с шумящими водопадами. Белые птицы с остроконечными крыльями парили среди гор, подчеркивая их громадность.
