Онлайн книга «Повиливая миром »
|
Да, а про Москву… Не знаю, это, видите ли, особый случай. Он связан с запахом свежесваренного кофе на собственной кухне. Ощущение вне конкуренции… * * * Вышла из машины на пустынной улочке возле леса и вдруг оглохла от тишины, наполненной сухим лиственным шорохом… И ветер закрутил крошечный смерч на асфальте, и меня подхватило, и осыпало с ног до головы этим ничего не стоящим золотом, и выбросило, и отпустило… А ты, Господи, рисуешь каждый год этот листопад так, как ни одному мастеру не нарисовать, и красишь каждый лист охрой, умброй и краплаком, и бросаешь под ноги так, как будто все это и правда ничего не стоит… И дворник в ветреном золотом космосе сметает листья в кучу, и их тут же уносит из-под его задумчивой метлы, а он метет, просветленно и равнодушно, не думая ни о каком результате, и лицо у него как у Будды, случайно зашедшего в это странное пространство, и тужурка, натурально, оранжевая… И я смотрю в небо и спрашиваю: «Ты что-то хотел сказать, Господи?» И мне навстречу от подъезда бежит ребенок в шапке с помпоном (маленький ребенок, это, наверное, второй или третий листопад в его жизни), и тащит огромный кленовый букет, и кричит мне: – Смотри, смотри! Листья!!! – Смотрю, – отвечаю я, – спасибо, Господи… * * * Иногда присмотришься повнимательнее и понимаешь кое-что из Божьего замысла. Вот я, например, понимаю, зачем я русская. Это мне для исправления кармы, точно вам говорю, простите за религиозную неразборчивость. Если дать мне немного воли, я примусь функционировать с размеренностью маятника. По субботам – чай с соседками, хоть трава не расти. Имбирный кекс. Из года в год. По воскресеньям – в церковь на холмике. И лавка – справа от алтаря в четвертом ряду. С краю. Барбекю в садике возле домика священника. Одна и та же шляпка. Одни и те же митенки. Один и тот же магазин и грушевый (именно грушевый!) йогурт на полочке справа. И не надо переставлять йогурт. Прошу вас, не надо. И мыло – липовое. И башмаки – «Экко». Чудовищные, как сама идея консерватизма, и такие же удобные. И передачи по радио – по расписанию. И на лето – к морю, в один и тот же отель. К тому же хозяину. – Ах, мы все не молодеем… – И не говорите… Всю зиму ездила на работу к первой паре. Приезжала ровно за два часа до начала пары. Садилась за один и тот же столик в кафе. Заказывала апельсиновый сок, кофе и тост с сыром. – Попробуйте сырники! – сказала девушка-официантка месяца через полтора. – Зачем?! – испугалась я. – Ради разнообразия. Я ненавижу разнообразие. Точнее – я его боюсь. Записи, к примеру, университетские веду годами в тетрадочках одного типа. Тетрадочки покупаю в одном и том же магазине неподалеку от греческой церкви в Венеции. Я делаю традицию из чего угодно. Ехала сегодня в больницу – забыла ириски. Развернулась с полдороги. Это традиция – возить ириски… Была традиция – возить Дениске машинки… Была традиция – возить желтые розы пожилой коллеге… Вероятно, дело в том, что я – трус. Да, а причем тут Россия, спросите вы? Впрочем, вы не спросите. * * * На даче ссорятся старушки. До слез, хлопанья дверьми и разрыва дипломатических отношений. Отношения хорошо рвать тогда, когда промеж оппонентами – Альпы. Тогда можно выглядеть гордым, независимым и красиво оскорбленным на фоне белоснежных вершин. Когда вместо Альп – покосившаяся загородка, заросли смородины и ржавая лейка в канаве, положение теряет последние остатки изящества. Дело усугубляется общим псом и двумя котами. Млекопитающие не слишком сообразительны, им не объяснишь тонкостей, и они, перепрыгивая через пограничную лейку, воруют друг у друга корм, дружно ходят клянчить буженину к «богатому» соседу и вместе, в три хвоста, стерегут пришлого хорька в малиннике. Да и какая тут война на шести сотках… Так, мелкая заварушка. Я приезжаю, как представитель ООН в горячую точку. Через меня ведут переговоры о главном: – Тааань! – кричит соседка. – Ты телевизор смотрела? В телевизоре – трагедия. Муж певицы Мулькиной ушел к артистке Тюлькиной, и я должна точно определить, которая из двух проститутка. Матушка – фанат Мулькиной. Соседка всей душей за Тюлькину. Позиционные бои идут второй день. – Да прекратите вы! – лениво советую я. – Нашли повод! Не наплевать ли вам? – Какая ты все-таки равнодушная! – слышу я с двух концов стройных хор. – А у меня скоро правнучка родится, – шепотом сообщает соседка. – Ой, как хорошо! – радуюсь я. – Чего ж хорошего? – интересуется маменька. – По восемнадцать лет родителям, жить негде, сидят у матери на шее, а второго рожают. Нахлебники. Соседка шмыгает носом. – Мама!!! – рычу я. – И ничего они не нахлебники! Леша в ФСБ работает!!! – защищается соседка. – Ага. Работает. Охранником. У ворот стоит, как дурак. – МАМА!!! – А что такого, я же правду говорю!!! – Мама, кому нужна правда?! – Вот все-таки ты лживая, – стройным хором. Я их люблю. Они меня – тоже. А текст – так, ни о чем… * * * Люди мне в последнее время попадаются пассионарные. Ну, страстные люди с твердыми убеждениями попадаются мне. Знаю, знаю. Если вам все время попадаются наглые и ловкие жулики, то вы, скорее всего, бестолковая разиня. А если вам попадаются, скажем, одни только злые идиоты, то… Ну, вы поняли. Думаю, анекдот про «шестивесельный баркас» все помнят… И тем не менее. Пассионарные люди с твердыми убеждениями преследуют меня прямо-таки по пятам. В такси садиться боюсь. На улице, кстати, холодно. В целом. А в частности – скользко. Это я к тому, что из гостей сегодняшних я ехала на машинке. За рулем сидел очень пассионарный человек, обладавший очень яростными убеждениями и очень мощной отопительной системой в салоне. Он переселения с мороза в духовку автомобиль у меня немедленно заболела голова. Заболев, голова отказалась воспринимать лекцию погромщика-теоретика о том, как нам обустроить Россию, а предпочла вместо этого думать тихие абстрактные мысли. Ну, скажем, вспоминать венецианских дожей поименно… Прямо вот начиная с Паоло Лучио Анафесто и заканчивая Лодовико Манином. Где-то в районе бесславно закончившего свою жизнь Марино Фальера – мы приехали. |