
Онлайн книга «Ноктэ»
Отец уходит и через минуту возвращается с пивом. — Выглядишь так, словно выпил бы чего-нибудь покрепче лимонада. Деэр с едва видимым облегчением делает большой глоток. — Спасибо. Когда Деэр вытирает рот одной из разбитых рук, отец разглядывает раны, но ничего не говорит. Странно, как всё прилично и приемлемо, несмотря на то, что руки Деэра покалечены, и все игнорируют этот факт. — Давай найдём аптечку, — говорю я Деэру. Он кивает и ставит своё пиво, а папа направляется в кухню. — Крабы будут готовы через пять минут, — кричит он через плечо. — Нам лучше поторопиться, — шепчу я Деэру, ведя его через коридоры. Мы проходим смотровые комнаты и большую залу, и Деэр ни разу и словом не упоминает о запахе похоронного дома. После того как мы спокойно проходим по коридорам, ведущим в подвал, я мягко усаживаю его в кресло перед отцовской комнатой для бальзамирования. — Сейчас вернусь, — говорю ему я. Я распахиваю дверь и не обращаю внимания на мгновенное изменение температуры воздуха, которое посылает мурашки по моим рукам и ногам. Я так же игнорирую причину, по которой здесь должно быть так холодно. Холод = Смерть. Это уравнение давно отпечаталось в моём сознании. Это одна из причин, по которой я хотела бы переехать куда-нибудь в тропики. Потому что Тепло = Жизнь. Я роюсь в шкафу в поисках марли и медицинского пластыря, шурша так громко, что не слышу, как в комнату заходит Деэр. И только когда он заговаривает из-за моей спины, я подпрыгиваю. — Что ж, здесь не так уж и страшно, — отмечает он, его тихий голос громок в тишине. Я резко оборачиваюсь с бешено колотящимся сердцем. — Извини, — быстро говорит он, подняв руку. — Я не хотел тебя напугать. — Всё в порядке, — отвечаю я. — Я просто не ожидала услышать чей-то голос. Он кивает, его губа подрагивает. — Да, полагаю, в большинстве случаев здесь это было бы не очень хорошо. Я киваю, всё ещё приказывая своему сердцу биться медленнее, пока хватаю нужные мне предметы. Деэр медленно оглядывает периметр, изучая стены холодильных камер, металлические столы с поддонами для стока в середине, стерильные стены, лекарственный запах. — Жуткая комната, — заявляет он, уставившись на поддоны для стока. — Не понимаю, как твой папа может заниматься тем, чем занимается. — Я тоже, — соглашаюсь я, увлекая его из комнаты. — Ненавижу здесь бывать. Последний раз я заходила сюда, когда привезли маму. Она была в мешке, полностью закрытая чёрным полотном. Я думала, ей нужно, чтобы я находилась рядом с ней, держала её за руку, чтобы она не оставалась одна. Но продержалась лишь до тех пор, пока застёжка-молния не достигла её груди, и я не увидела её жёлтую блузку, ставшую красной от крови. После чего я пулей выбежала отсюда. Я смачиваю длинным тампоном с йодом костяшки его пальцев, и Деэр даже не вздрагивает. — Разумеется, твой папа не… твою маму… — Его голос стихает, когда он понимает, насколько щепетилен данный вопрос. Я с трудом сглатываю. — На самом деле, да. Не представляю как. Но он сказал, что не может никому доверить заботу о ней. Не понимаю, зачем он вообще беспокоился. Всё равно гроб был закрытым. Моя грудь сжимается, и я продолжаю смазывать, смазывать, смазывать порезы Деэра, а затем обматываю его руки марлей и заклеиваю пластырем. Он смотрит в мои глаза долгим, неторопливым взглядом. — Прости. Это было опрометчиво с моей стороны. Обычно я не настолько неуклюж со словами. Я качаю головой. — Всё нормально. Он рассматривает мои руки, ловко двигающиеся во время перевязки. — Я не стану спрашивать, как ты научилась так хорошо это делать. Я не могу удержаться от улыбки. — Умно. Хотя, должна сказать, приятно обрабатывать кого-то живого. Я издаю смешок, когда до Деэра доходит. — Шучу. Я не обрабатываю тела. Вообще. Он выдыхает, и я смеюсь, а затем убираю аптечку. А когда оборачиваюсь обратно, то вижу, как Деэр проводит пальцем по одной из дверец холодильной камеры из нержавеющей стали. — Там есть… я имею в виду, здесь кто-нибудь есть? — В его голосе нет даже намёка на нервозность. Я киваю. — Да. Думаю, одно тело. Деэр приподнимает бровь. — И тебя в самом деле не беспокоит то, что тебе приходится спать с ними под одной крышей? Я пожимаю плечами. — Я никогда не знала ничего другого. Мой отец был владельцем похоронного бюро всю мою жизнь. В школе надо мной смеялись. Девушка из похоронного дома. Вот как они меня называли. Не знаю, зачем я это сказала, и, по-видимому, Деэр тоже, поскольку сейчас он изучающе смотрит на меня. — Зачем им это делать? Ты ведь не выбирала профессию своего отца. — Я это понимаю. Кто знает, почему дети делают то, что делают? Они могут быть жестокими. Но я выжила. И Финн тоже. Они дразнили его за то, что он сумасшедший. Глаза Деэра тёмные, когда он смотрит в мои глаза. — Потому вы и были почти всем друг для друга, пока росли, — медленно говорит он. — Неудивительно, что вы близки. Я киваю. — Да. Так и есть. — Так вот почему ты была расстроена в тот вечер на пляже. Потому что не хочешь разлучаться с Финном. — Голос Деэра такой спокойный, такой тихий и ровный. Я киваю, затянутая в водоворот этого комфорта. — Да. Он кивает. — Я могу это понять. А что не так с твоим братом? Ты сказала, что он… — Сумасшедший, — вставляю я. — Я не должна его так называть. Он не сумасшедший. У него просто проблемы с психикой. Хотя его пичкают лекарствами. Я улавливаю зажатость в своём голосе и передёргиваюсь. Мой брат скорее более, чем менее. — Он безобиден, — добавляю я. — Поверь мне. — Да, — отвечает Деэр, сверкая глазами. — В смысле, я тебе верю. От его ответа моё сердце начинает биться чаще. Не знаю почему. Не то чтобы другие мне не верили. Папа, Финн. Мама раньше. Но слышать, что Деэр доверяет мне — это так интимно, ведь слова, которые слетают с его уст, предназначены только мне. Это не может не нравиться. — Готов поесть? — удаётся мне спросить небрежно. Деэр кивает, и мы поднимаемся по лестнице в столовую. А когда он выдвигает для меня стул, я даже умудряюсь не упасть в обморок. *** Воздух заполняют звуки разламывающихся крабьих ножек вместе с запахом рыбного мяса. От этого мой желудок урчит в своего рода реакции Павлова на топлёное масло. Напротив меня Деэр ест, как профи. |