Онлайн книга «Гринтаун. Мишурный город»
|
И вот свободное пространство, и зеленые абажуры, и приятели, призраками крадущиеся промеж стеллажей кто в прошлое, кто в будущее. Поначалу ты не читаешь книги. Нет, ты их обнюхиваешь. Я всегда думал, что если бы мне повстречался Авраам Линкольн, от него пахло бы книгой, ибо именно там я встретился с ним в первый раз. И египтяне. То же самое. Пахли как книги, как книжная пыль, особенная пыль. Наполеон со своими войсками, и Цезарь со своими. Назовите любое имя, любой народ, и ваше обоняние напомнит, какой аромат они источали в понедельник вечером, неистребимое, неотразимое и животворное благовоние невидимой пыльцы, которая осыпалась с их макушек, стоило снять их жития с полок. Довольно о носах, играющих важную роль, прежде чем с головой уйдешь в открытые страницы. Затем начинаются поиски, искания жизней, с которыми хочется связать свою собственную, хождение вдоль шкафов, выхватывание томов до тех пор, пока откуда ни возьмись со страницы не выпрыгнет мужчина, или женщина, или ребенок и не предстанет перед тобой в оглушительной тишине. Тогда ты присаживаешься с ними на часок, бегаешь, смеешься и плачешь с ними. А потом приходила пора закрываться, и ты прихватывал с собой столько книг, сколько мог унести, и тебя не озадачивала их тяжесть, потому что они воплощали годы и людей, опыт и товарищей, и ты медленно направлялся к выходу. Иногда ты уходил последним и стоял, глазея на ряды полок, где, как тебе представлялось, хватало места для кораблей викингов, проплывающих мимо в лунном свете, для Ганнибаловых слонов, покоряющих Альпы и бредущих в вечность. На твои книги ставила штампик библиотекарша, которая порою не нуждалась в книгах, так как держала их в голове. Стоило ее слегка ткнуть, и она бы продекламировала наизусть: «Восемьдесят семь лет тому назад» [4], или «Наэлектризованное тело воспеваю» [5], или «О, капитан! Мой капитан!» [6]. Преисполненный светлой тоски, ибо библиотека всегда сочетает одно с другим – Сиюминутное Просветление с Тоской по Давно Минувшим Дням, так как тебя тогда еще не было на свете, чтобы этим насладиться, ты выносишь свою прекрасную ношу за дверь, вниз по ступенькам, в компании брата или других мальчиков. И сначала ты не бежишь, а медленно шагаешь, разглядывая книги, а затем прибавляешь ходу, зажав книги под мышками, и только спустя долгое время, когда волшебство библиотеки уже полностью окрылило тебя, пускаешься бежать через весь Гринтаун (штат Иллинойс), вечером в понедельник, в библиотечный вечер, до самого дома. Вот как у меня было. А с вами тоже так бывало? Или бывает? Гринтаун
 Как все соударяется прекрасно
[7]
Залиты небеса чернильной синью, Эскиз травы зеленой тушью набросан, нарисован, нанесен, Овраги вездесущие манят детей в свои глубины; С востока на рассвете и на закате с запада Сочится жизненная сила цвета крови Там, где, сгущая краски, Клубятся облака. Драконьи тени ходят над аэродромом, Туда-сюда снует воздушный змей, Снижаясь, Превращаясь в аэроплан, Который… Ах! Так мягко Садится На… …траву! Петух, кроённый из железа, На крыше подвывает ветру И тычет клювом в дальние края, Куда есть доступ только детям, Умудренным тайно мятной жвачкой. О летних вечерах Чуть слышно шепчут водостоки И вспоминают о снегах. Несет река не лета пыль, Не камни, ошалелые на солнцепеке, Не гальку глупую, А истинную воду. После полудня тонут улицы в Прохладной изумрудной тени, Как в притворе церкви. А на лужайках – рать одуванчиков, сверкающих на солнце, Слепит улыбками, Собачки семенят, Коты – комочки шерсти из пылесоса. Без умолку болтают мальчишки с пружинистой походкой на резине. Здесь все чудесным образом соударяется Без трения. Всех лечит лето – движения отточены и быстры. Здесь нету хвори. Здоровье мира разлито равными долями, Здесь гироскоп гудит, раскрученный усильем пчел, Что утопают в сонно-сладостном плену цветочном, Или колибри, часами источающих чистейший звук… В библиотеках, где из книг С печатными цветами Цветы засушенные выпадают, В часах старинных пересохло время, Они упрямо указуют на незнаемое время, Которое ни вспомнить, ни забыть. Библиотекарша здесь пребывает вечно, Она едва ли знает, что такое юность; Но чем мы старше, казаться будет нам, Тем она становится моложе. Лиловыми чернилами проставленные в книгах Штампы – следов и дат цепочка — к мудрости тропа. Лилейные страницы шелестят и шепчут. Бормочут мальчики, плутая между стеллажей, Где все таинственно, подобно замшелому колодцу, Куда невежество кричит и слышит обучаемое эхо. |