Книга Гринтаун. Мишурный город, страница 3 – Рэй Брэдбери

Вот утесы, вот гранитные карьеры, где

Плаваем мы летними ночами

В прохладе слов

И на берег выходим, испещренные стихами,

Но даже вытертые полотенцем,

Они стекают с наших пальцев

И застилают нам глаза печалью светлой.

Весь городок, дома, лавчонки, «Элит-театр»,

                             библиотека – все превосходно.

Превосходно лето в превосходном граде,

Где из небес зеленые чернила дождем зеленым

                             опадают.

А на аэродроме,

Боже, только гляньте!

Как плавно,

Гладко, как красиво,

Смотрите! Видите?

Как пролетают мимо драконов тени:

Аэропланы – подобие воздушных змеев.

Обрезана бечевка.

Несуетливо

Ложатся в нисходящий дрейф…

И

Садятся

На

Траву.

Когда во дворе расцветали слоны,

Извлеченные из чердачной пылищи,

Где они обитали так долго,

Что розочки поблекли на боках,

И они наглотались пыли, и топтали древнюю

                             траву,

Невидимые глазу, в гуще джунглей,

В гостиной нашей, на полу.

И вот мы вывели на божий свет знакомцев

                             наших старых

И, выбив шкуры, развесили пред ликом солнца,

И тканые доспехи запестрели красками.

Какая царственность!

Величие Ганнибала, Рима, Альп,

Египетских саванов и гробниц, руин троянских

                             и дельфийских таинств…

По арабескам, наподобие этих, Виктория

                             некогда ступала.

На старой свалке для костей звериных

Теперь развешаны изысканные шкуры,

Добыча ржавчины и пыли. Sic transit gloria ^[9].

Все в прошлом, потускнело, позабылось,

                             подобно рококо,

Но в юности я выбивал клубы коричневые пыли,

Протаптывая тропки, и вызывал такие ароматы,

От которых могли бы низвергаться короли

И восходили бы на трон безумцы прокаженные

И грешники, раскаявшиеся притворно.

Старинное зверье на бельевой веревке,

Подверженное солнцу и ветрам,

Приливам и отливам времени.

Я ласково вас поколачиваю ракеткой-выбивалкою

                             из проволоки,

Высматриваю тигров под сенью ваших

                             крутых холмов,

Стою, взойдя на трон, среди слепых,

                             нетерпеливых старых, сонных туш.

Я знаю, современные ковры-карпеты

Безвкусны, необъятны,

Ничтожны и пошлы,

Рассчитанные на человеков

И улиток, которые на завтрак, обед и ужин

Поедают беспроигрышный зефир и пастилу.

Ну где еще в подлунном мире

Слоны пасутся во дворах?

В далеких городах на северо-востоке, в Мичигане

Выходят ли мальчишки с бабушками на лужайки,

Натягивают ли веревки, гудящие, как струны,

Между верандой, дубом или вязом, развешивая

Породистых зверей с индийской статью,

Маячащих повыше их голов?

По-прежнему в такие дни весь город

Полнится сердечным перестуком,

Когда колдунья-бабка с мальчуганом,

Прабабушки с внучатами самозабвенно изгоняют

Время из основы и утка истоптанного гобелена,

Из жаркой плоти шерстяной,

Высвобождают Время, отдавая ветру, и смотрят,

Как сквозь миллиард следов

Из пыльной тучи проступают

Зеленые, неотразимой красоты деревья?

На общем языке способны ли еще общаться

                             стар и млад?

Широкий панцирь и уголья огнехода

                             для самой терпеливой божьей твари,

Чьи огненные очи наблюдают и шкура тертая

Почуяла усталость женщины, и вот мальчонка

                             принял эстафету:

Там, где одно биение замирает, другое сердце

                             начинает биться.

Разделенные утесом запыленной шкуры,

Пожилые и юные переглянулись,

Между ними века и мили,

И, придержав на миг свои стрекала,

Они друг другу улыбнулись.

Мне говорят: домой возврата нет,

Ни в коем случае не возвращайтесь,

А я домой вернулся,

И подгадал в тот час, когда,

Скользя по золоченым рельсам,

Поезд прибыл в сумеречный город.

Я еду в ореоле бронзы и вижу

Ржавчины налет на каждом листике,

На каждой кровле, балюстраде;

Вагон катился по высокой эстакаде,

Ход замедляя на пути к перрону,

А я смотрел на море сумерек,

Что ненадолго обволакивает мир

Перед рассветом и закатом.

Я вышел из вагона и зашагал по желтым доскам,

Добытым из мифических дворцов.