
Онлайн книга «Я – выкидыш Станиславского»
– И правильно, что не говорили. * * * Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины. – Вот такой я была тридцать лет назад. – А кто эта маленькая девочка? – с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна. * * * Даже любя человека, Раневская не могла удержаться от колкостей. Досталось и Любови Орловой. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу-Любочку. Любочка рассматривает свои новые кофейно-бежевые перчатки: – Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж. * * * Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей: – Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать. – С удовольствием, – ответила Раневская, – хоть сейчас! * * * Рина Зеленая рассказывала: – В санатории Раневская сидела за столом с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты не соленые, и компот не сладкий. (Может, и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!» – А вы не путаете ее с папочкой? – осведомилась Раневская. * * * На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен». – Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор… – У нас широчайший выбор, – говорит продавщица, – «Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных лыжах», «Барби разведенная»… – А какие цены? – Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» – двести. – Почему так? – Ну как же, – вмешивается Раневская. – У нее ко всему еще дом Кена, машина Кена, бассейн Кена… * * * Приятельница сообщает Раневской: – Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа… Фаина Георгиевна прерывает ее возгласом: – Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу! * * * Раневскую о чем-то попросили и добавили: – Вы ведь добрый человек, вы не откажете. – Во мне два человека, – ответила Фаина Георгиевна. – Добрый не может отказать, а второй может. Сегодня как раз дежурит второй. * * * В переполненном автобусе, развозившем артистов после спектакля, раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом, но так, чтобы все слышали, выдала: – Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание! * * * Артист «Моссовета» Николай Афонин жил рядом с Раневской. У него был «горбатый» «Запорожец», и иногда Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой. Как-то в его «Запорожец» втиснулись сзади три человека, а впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к своему дому, она спросила: – К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль? Афонин сказал: – Две тысячи двести рублей, Фаина Георгиевна. – Какое блядство со стороны правительства, – мрачно заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата. * * * Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано Ильичу Мурадели: – А ведь вы, Вано, не композитор! Мурадели обиделся: – Это почему же я не композитор? – Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо «ми» у вас «му», вместо «ре» – «ра», вместо «до» – «де», а вместо «ля» – «ли». Вы же, Вано, в ноты не попадаете. * * * Как-то начальник ТВ Лапин спросил: – Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для телевидения? «После такого вопроса должны были бы последовать арест и расстрел», – говорила Раневская. * * * В другой раз Лапин спросил ее: – В чем я увижу вас в следующий раз? – В гробу, – предположила Раневская. * * * Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший «Литературное наследство», попросил как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой. – Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете, – спросил он. – Ахматову я вспоминаю ежесекундно, – ответила Раневская, – но написать о себе воспоминания она мне не поручала. А потом добавила: «Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти – воспоминания друзей». * * * В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил: – Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона. – Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, – парировала Фаина Георгиевна. * * * В театре им. Моссовета Охлопков ставил «Преступление и наказание». Геннадию Бортникову как раз в эту пору выпало съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца: – Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо! Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила: – И с бородой? * * * Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая. И курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель театра имени Моссовета Валентин Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила: – Вас не шокирует, что я курю? * * * Артисты театра послали Солженицыну (еще до его изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали этот акт. У Раневской вырвалось: – Какие вы смелые! А я послала ему письмо. * * * Известная актриса в истерике кричала на собрании труппы: – Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу! Раневская толстым голосом заметила: – Терпеть не могу стоять в очереди! * * * Раневская вспоминала, что в доме отдыха, где она недавно была, объявили конкурс на самый короткий рассказ. Тема – любовь, но есть четыре условия: |