Одна девушка снимала с веревок высохшие бинты, вторая пропускала свежевыстиранные через два гигантских валика, едва проворачивая тугую ручку тонкими руками. У обеих были короткие волосы – да и многие из девушек, прибывших вместе с Шарлоттой, тоже подумывали о том, чтобы подстричься. Мытье длинных волос в этих условиях составляло настоящую проблему.
– Здравствуйте! Меня зовут сестра Уайт, – весело обратилась Шарлотта к отжимальщице. – Меня перевели в вашу смену из дневной. Не подскажете, где сейчас нужна моя помощь?
– Она тебя не понимает, – бросила вторая. – Чешка. Зовут Петра. А я Эмми.
Шарлотта удивленно моргнула. Черноглазая Петра улыбнулась ей, отерла пот со лба и продолжила крутить валики. Чехи воевали на обеих сторонах, разрываясь между невозможностью идти против русских и гражданским долгом перед Австро-Венгрией.
– Что ж, Эмми, а вы мне не поможете?
– Пойди в палаты и спроси одну из военных медсестер, которые сегодня дежурят. Мне почем знать, чем тебе заняться?
Девушка бросила охапку бинтов в корзину и повернулась к Шарлотте, полоснув по ее лицу надменным серым взглядом.
– Я вас знаю? – вымолвила Шарлотта.
– Если это из-за того, что я тыкаю, так мы здесь все равны, а об этикете в таком месте можно и вовсе забыть, если ты вдруг из богатых. На, отнеси.
Девушка сунула корзину в руки опешившей Шарлотте.
– Как, говорите, ваше имя?
– Эмми. Эмми Роббинс.
Девушка была молоденькая, даже слишком.
– Сколько вам лет, Эмми?
– Тебя старуха следить за нами приставила? – Эмми презрительно прищурилась. – Мы с ней вроде обсудили все.
– Старуха?
– Сестра Кармайкл.
– Какая же она старуха? Ей нет и тридцати, – возмутилась Шарлотта, которая была лишь на пару месяцев младше Мелани.
– Неважно, что у нее написано в бумагах, если она сухарь и зануда.
Эмми принялась наполнять бинтами вторую корзину, давая понять, что разговаривать больше не о чем. Петра дружелюбно кивнула. Шарлотта понесла добычу на склад, решив сворачивать бинты, если не найдется другого дела.
И кого здесь обучать? Малолетнюю нахалку или девушку, ни слова не понимающую по-английски? Таким в палатах не место. Именно поэтому они и здесь – среди стойкого острого запаха крови с примесью бог знает чего. Может, нынешний порядок в госпитале не так уж несправедлив и добровольцы действительно никогда не смогут стать настоящими сестрами?
***
Шарлотта привыкла работать ночами. Работы было не меньше, чем днем. Госпиталь никогда не спал. Раненых привозили круглосуточно. Разве что автоколонна приезжала за выздоровевшими и списанными всегда только днем.
Вскоре пришло первое письмо из дома, написанное рукой Анны, но содержащее вопросы и пожелания от всех домочадцев. Анна и дети переехали в дом старших Аддерли после авианалета, случившегося 8 сентября.
«Мы теперь всегда соблюдаем ночное затемнение окон, но не все это делают. Неужели люди думают, такое случилось в первый и последний раз? Неужели так трудно завесить окна? Половина центральных улиц освещена, как обычно.
Страшно вспомнить, как шарили по небу белые лучи прожекторов. Сами цеппелины я не видела. Рассказывают, что они пришли со стороны Кембриджа. Мы все легли спать, а проснулись от ужасных звуков. Как подумаю, что ты, возможно, слышишь их ежедневно…
Они чудом не разрушили Собор Святого Павла. Кажется, пострадали какие-то склады недалеко от него и несколько домов. Есть погибшие. На площади Ливерпульского вокзала бомбы попали в омнибусы.
Бедный папа невероятно удручен. Он никак не ожидал, что противовоздушная оборона так плохо работает. Насколько я поняла, цеппелины сбить не удалось, и даже погиб один из английских аэропланов.
Выходить наружу теперь совершенно не хочется даже днем. Мы подумываем о том, чтобы отнести в подвал самое необходимое и превратить его в бомбоубежище».
Она также сообщала, что Джонатана выписали из госпиталя, и сейчас он проходит четырехмесячные офицерские курсы в Англии. Нога почти не сгибалась, но, благодаря покровительству начальства, ему предложили должность адъютанта батальона. Он будет находиться в штабе – заниматься бумажной работой и помогать в разработке планов. Чтобы получить это назначение, нужно быть капитаном, и Джонатан ожидает скорого повышения в звании сразу на две ступени – потеряв множество кадровых офицеров регулярной армии, британское командование теперь очень быстро продвигает тех, кто в мирное время показался бы слишком молодым для этого.
Джон считал это удачей, Анна, разумеется, – нет. Ей хотелось, чтобы муж вернулся домой и она не жила бы в вечном страхе за него. Но Анна рассчитывала, что хотя бы удастся увидеться, пока он в Англии.
В конверте нашлась небольшая записка от Вивьен. Нетвердый детский почерк, неровные буквы:
«Мадам мама!
Победить всех и возвращайтесь».
Вивьен писала по-английски. Шарлотту мучила совесть, что малышка вновь брошена в доме по сути чужих для нее людей. Хотя неизвестно, что стало с девочками из приюта мадам Делоне теперь, когда Париж бомбили германские самолеты и дирижабли и вражеская армия могла в любой момент занять город. Авианалеты до этого происходили и в Англии, но в Лондоне это случилось впервые.
Вслед за письмом Анны пришло еще одно – от Уильяма, который писал крайне редко. За год разлуки Шарлотта получила от него весточку всего четыре раза.
«Cher ami!
Получил Ваше письмо из Франции. Я горжусь Вами. Но как это ожидаемо! Вы, с Вашим всепоглощающим сочувствием и безграничной силой духа, не могли остаться в стороне.
Надеюсь, у Вас все хорошо и Вы освоились на новом месте. Слава Богу, мне не доводилось лежать в госпитале, и потому быт сестер мне не знаком. Но надеюсь, для вас созданы все условия.
Когда мы вернемся домой, нам обоим будет что порассказать друг другу. Если бы я только знал, где теперь Ваш дом, cher ami. Увы, я, возможно, видел ответ в Ваших глазах при прощании.
Мне жаль, что я не оправдал Ваших надежд. Это единственное, о чем я буду сожалеть до конца моей жизни.
Искренне любящий Вас,
Ваш супруг,
У. Уайт, сержант».
Он понимал, что Шарлотта не собиралась возвращаться в их дом. Упомянутая Уиллом сила духа была не так уж велика, если Шарлотта не могла написать одну-единственную строчку, которая расставила бы все по местам. Но ждать, пока оставшиеся теплые чувства к Уильяму окончательно остынут, не хотелось. Он стал в свое время спасением от Тедди. Больше ее спасать не надо.
О Тедди Шарлотта теперь не знала ничего. Она не спрашивала Анну, не писала о нем Джону и самому Тедди ни одного письма не отправила. Временами она ловила себя на кошмарной мысли о том, что война может помочь им выбраться из пресловутого треугольника, уничтожив один из углов. Любой или все три. Тут же Шарлотта принималась просить у Господа прощения и молиться за жизни обоих мужчин.
