Онлайн книга «Фрактал Мороса»
|
– Кто это? – Сын соседей. Он ненормальный. – Может, это мы ненормальные. – Давай сотрем твои отпечатки с ножа. Он говорил, что хочет покончить с собой. Вот пришел и зарезался перед нами. – Там нет моих отпечатков. Пришли соседи, милиция. Родителей не было. Неблагополучная семья, ребенок, вернее, подросток, стоял на учете. Никаких мотивов убивать не было ни у кого. «Вот и приехали. Я собственными руками зарезал ребенка. Раньше все загибались сами, далеко и незаметно…» * * * Комар с тонкими волосистыми ножками долго-долго кружил, ища место, очерченное инфракрасным, он подбирался то слева, то со спины на загривок, а потом просто с размаху заехал прямо Юргису в рот, завяз в слюне, затрепетал, утонул. – Тьфу! Сентябрьский лес, северный, полный солнца, где деревья растут, поднимаясь на сфагнумных 74 кочках, ржавь роняя с небесных вершин. Никакого азарта, ни поиска, только свет на отвесную гладь, только холод сквозь солнце, неровности блиндажей на крутицких холмах 75… Приятели-врачи возвращались к шоссе по бетонке. И вдоль этой дороги стояли дома – старые деревенские, дачи девяностых со львами у ворот, с золотыми шарами вдоль стен глухих заборов. По обе стороны бетонки. Нарские пруды разлились гостеприимным пристанищем белых цапель и рыболовов. Подростки, местные жители, ехали на велосипедах, и бетонная дорога била под колесами на стыках плит паровозным ритмом. Взрослый дядька доктор Юргис возвращался из загородной поездки за грибами. «Для кого-то все это родное – привычные: песчаные дали с облаками, расчеркнутыми дефисами цапель, распаханные под зиму поля с тощими ветровыми перелесками. Те, кто живет здесь, не удивляются туманам и птицам как новому. А мое родное осталось за тысячу с лишним километров отсюда, в готических нефах каунасских святынь, в холодной воде литовского Рубикона». И в глазах доктора промелькнула грусть, ирония, и покой, и улыбка, и смирение. Он встряхнулся, провел пальцем по щеке, погладил бороду, сказал что-то спутникам, и все прыснули со смеху. * * * «Факс. Отправлен 3 марта 1999 года. 16:41. Издательство N. Получен: Поликлиническое отделение, травматология. Юргис, надо срочно встретиться. Когда ты можешь? Перезвони. Ликас». * * * Они пили чай на кухне, вернее Юргис пил чай с какимито шоколадными кренделями, а Ликас сидел присмиревший, радуясь скрытно, что еще не умирает. – Слушай, ну я не оториноларинголог, но это просто тонзиллит. Ну он у девятерых из десяти бывает. – У меня не бывает. – Ну и вот, появился. А ты нотариуса вызвал и трахеотомию собрался делать. – Я в Литве вообще не болел. – И я не болел. Все когда-то бывает в первый раз. – Я в девяностом всю ночь мерз у парламента, а потом меня менты забрали, и я спал на полу в какой-то комнатухе, потом в морг повезли к отцу, и я даже тогда не заболел. – А здесь из-за чего началось? – У форточки постоял. На бабу с сиськами в окне смотрел. – На бабу с сиськами… – Да, я это замечаю. В памяти Юргиса замелькали забытые кадры: Вильнюс, январь 1991 года, силуэт девушки с большой грудью в окне, залпы танков и лицо Миколаса Мороса. – Ты сказал про отца… А знаешь, я его видел в ту ночь у телебашни. – Да? – Да. – Ты не говорил раньше. – Не хотелось об этом. Если бы моего отца убили, а потом кто-то рассказывал, как это было… – Ты видел, как убили? – Ну не совсем. – И как это было? – Я его заметил на улице, он был не один, с Кальтербладским и еще какими-то людьми, они меня прогнали. Потом пошел греться в подъезд. И в одном окне залюбовался девушкой с большой грудью. И именно потому, что на нее смотрел, заметил на соседнем балконе твоего отца с винтовкой. Я подумал, что он будет целиться в русские танки, а он стал стрелять по толпе. Я… маленький был тогда, решил, что он на стороне русских, а потом, конечно, понял… – … Что он провокатор. – Да. А потом его потащили убитого свои. Но не просто тащили, а вроде как пьяного или раненого вели. Но я думаю, что он был уже мертвый. И свои же убили. – Наверняка. Конечно, свои, – Ликас помолчал. – Знаешь, Юргис, мы ведь умираем, по себе не плачем. Поэтому мы по другим плачем, как по себе. И как ни относись, а все равно жалко. Значит, отца убил Кальтербладский. – Выходит, так. И что теперь? Мочить его пойдешь? – А чего ты хочешь от меня, а? Ешь свой крендель. Юргис хмыкнул и прошел мимо него к окну. – О, у тебя есть пиво… – К чаю? – Тебе! – С моим горлом? – Сейчас сделаем, – он щелкнул открывалкой. – Вскипятим его, и будет то, что надо! – Что за мерзость? Мерзость… Кальтербладский … Я почти забыл о нем. Где он сейчас? – Вот я так и думал, что ты начнешь выяснять. Понятия не имею. – Я что подумал… – Что? – Я давно еще думал, что он связан с исчезновением матери. Он же работал в министерстве образования, то есть мог повлиять на выдачу аттестата и диплома. – А диплом был? – Мать по телефону сказала, что получила аттестат и отправила его мне служебным письмом. Единственный, кто ей мог помочь в этом как общий знакомый – Кальтербладский. – Хорошо, пусть так, но почему ты делаешь вывод, что она пропала из-за него? – Никаких доказательств, конечно, нет… Но Кальтербладский, выходит, знал, что она одинокая женщина, муж убит, сын в розыске, убежал, родственников нет. Мог потребовать любые документы якобы для возвращения аттестата. Она в этом ничего не понимала. И вот она исчезает. – Но ведь это мог сделать и кто-то другой. – Мог, но явно разбирающийся в деле аферист. Ведь ее не ограбили, а именно убили из-за квартиры. – Квартира еще не была приватизирована? – Нет, конечно, но в том-то и дело. Успей мать ее приватизировать, квартира бы отошла мне. А здесь хозяйка официально отказалась от найма, как будто уехала. И тела нет. Я не знал, что Кальтербладский так близко знаком с ситуацией в семье, пока ты не рассказал про отца. |