Муж вытащил неуклюжий жестяной фонарь и зажег его от лампы.
— А теперь пойдем. Это займет у нее немного времени. — Он кивнул на плиту.
— Кофе, бекон и хлеб, — пробормотала женщина. Она повернулась к ним лицом. — Этого будет достаточно?
— Более чем достаточно. И я бы предпочел мате, на самом деле.
Муж открыл дверь (впустив чернильно-черную темноту), взял свой посох и поднял фонарь.
— Пошли, — сказал он, и они вышли вместе.
— Здесь, что, снаружи опасно? Когда солнца нет, я имею в виду. — Он подумал о посохе мужа.
— Иногда. Рог, так тебя зовут?
— Да, — сказал он. — Боюсь, я не уловил твоего.
— Я его не бросал. — Муж шел, посмеиваясь над своей шуткой. — Ты хочешь эти семена?
— Очень хочу. — Он чувствовал, что кто-то или что-то наблюдает за ними — какой-то холодный разум, больший, чем его собственный, и этот разум мог видеть в темноте, как при свете дня. Он отбросил эту мысль и последовал за мужем, быстро шагая по сухой, неровной почве, твердой, как железо.
— Знаешь, как выращивать кукурузу?
— Нет. — Он заколебался, опасаясь, что признание будет стоить ему семян. — Однажды я попробовал и понял, что нет, хотя мне казалось, что да. Но семена, которые ты мне дашь, будут посеяны людьми, которые много знают. Моя задача — донести семена до них.
— Не будет расти в темноте.
Он вспомнил размышления о том, что те, кому было отказано в Ослепительном Пути, могут выращивать пшеницу, и улыбнулся:
— Ничего не будет расти, мне кажется.
— О, есть кое-какая хрень. Но не кукуруза. — Муж открыл широкую деревянную дверь, вызвав возмущенные протесты кур. — Если солнце не воротится, нам капец. Ты идешь?
Он посмотрел в черное, как смоль, небо:
— Там, наверху, есть точка света. Одна очень маленькая точка красного света. В небоземлях? У вас здесь есть небоземли.
— Точняк.
— Ночное небо Синей полно звезд, их тысячи и тысячи. Я удивлен, что вижу здесь хотя бы одну.
— Это горит город.
Он в ужасе опустил взгляд.
— Какой-то город горит там почти каждый раз, когда они задувают солнце. Ты хочешь эту кукурузу? Тогда пошли.
Он поспешил в сарай.
— Я выращиваю свои собственные семена. Два сорта. Ты не должен позволять им скрещиваться друг с другом. Или скрещиваться с любым другим сортом. Ты должен сохранить чистую линию. Ты знаешь об этом?
Он робко кивнул:
— Думаю, что да.
— Скрести часть из них и получишь хорошее семя. Посади его, урожай перемоли и скорми скоту. Только не сажай на следующий год. Ты должон вернуться к этим старым сортам и скрестить их снова. Шесть, ты сказал.
— Да. Я считаю, что этого должно быть достаточно.
— Я дам тебе двенадцать. Шести недостаточно. — Маслянисто-желтый свет фонаря высветил сухие початки, свисающие пучками.
— Это очень, очень любезно с твоей стороны.
— Видишь? Этот черный сорт? — Муж оторвал початок.
— Да. Сначала я подумал, что он только кажется черным, потому что здесь так темно; но ведь он действительно черный, не так ли?
— Возьми его и вытащи шесть семян. Не больше. Остальные мне нужны.
Початок был маленький и шершавый, семена тоже маленькие, но гладкие и твердые. Он потер и вытащил шесть.
Муж вернул черный початок на место.
— Видишь это? — Это был второй початок, немного больше и гораздо более светлый. — Это другой сорт, который у меня есть. Красный и белый. Ты это видишь?
Он кивнул.
— Красные и белые — одно и то же. Не имеет значения, какой цвет ты берешь.
— Понимаю.
— Могешь взять три красных и три белых, если хочешь. Чтобы почувствовать себя лучше. Хотя цвет не имеет никакого значения.
— Я так и сделаю, просто на всякий случай.
— Решено. Посади их на том же холме, чтобы они скрестились. Не скармливай и не перемалывай. Только посади. Кукуруза будет желтой или белой. Не красной и не черной.
Он кивнул, пытаясь отделить первое зерно.
— Посади, и в следующем году у тебя будет очень хороший урожай.
— Спасибо. Я молюсь, чтобы мне удалось благополучно вернуть на Синюю семена, которые ты мне даешь.
— Твоя забота. Но каждый год ты должон выращивать немного черной кукурузы и немного красно-белой. Держи их подальше друг от друга и не подпускай к ним другие сорта. Сделай так, и ты сможешь вырастить больше семян в следующем году для следующего года.
— Я понимаю. — Он поднес руку поближе к фонарю, видя в мешанине зерен колышущиеся зеленые поля, лоснящихся лошадей, черных и белых, и жирный красный скот.
Муж вернул на место початок:
— А счас мы уходим.
— Хорошо. — Осторожно положив двенадцать зерен кукурузы в карман, он помог мужу закрыть большую дверь.
— Волки подходят ближе, темдни, — сказал муж почти непринужденно. — Убивают моих овец. Осталось немного.
— Мне очень жаль это слышать, — искренне сказал он.
— За ними следят две собаки. Хорошие псины. Поднимают кипеж, если поблизости есть волки, вот только я их не слышу. Теперь этот Шелк.
Это прозвучало слишком неожиданно.
— Да. Да... Шелк.
— Он был их главным в городе.
— Кальде. Да, был.
— Он был хорош. Получил от него карабин. Много лет назад. Все еще держу при себе, и три патрона. Его там больше нет. Городской народ его выпер.
— Понимаю. Ты знаешь, куда он пошел? Пожалуйста, это очень важно для меня.
— Нет. — Муж поставил фонарь на землю между ними. — Он долгое время был главным. Имел жену. Красотуля — вот что я слышал.
— Да, она была. Красивой.
— И шлюхой. Вот что они грили. Поэтому ты и хочешь его найти?
— Нет, мне нужен он. Я хочу отвезти его в Новый Вайрон, как уже сказал, и Гиацинт тоже, если она согласится. Ты, что, понятия не имеешь, где они?
Муж покачал головой.
— Я уверен, что ты бы сказал мне, если бы знал. Ты и твоя жена были очень добры ко мне. Могу ли я что-нибудь сделать для тебя взамен? Какая-то работа, которую я мог бы сделать?
Муж ничего не сказал, он стоял молча, слегка расставив ноги. Его тяжелый шишковатый посох, зажатый в правой руке около середины, постукивал по толстой мозолистой ладони левой. Запах кофе и жареного бекона доносился из открытого окна кухни, дразня их обоих.
— Ты хочешь, чтобы я ушел.
