Эволюция формирует метаболические алгоритмы для каждого вида, определяя «нормальные» диапазоны скорости основного обмена, суточных энергозатрат, гормонов, количества жира в организме, уровня глюкозы, триглицеридов и всего остального. При оптимальной СОО гипоталамус и его эволюционировавшие метаболические алгоритмы способны держать все под контролем, управляя потоком калорий в организме (общий термин, который описывает этот процесс, — «гомеостаз»). Но «нормальные» показатели для всех видов разные. Например, как мы читали в предыдущей главе, скорость обмена веществ у людей выше, чем у других обезьян, но у нас также гораздо быстрее формируются жировые отложения, чем у остальных приматов. Это потому, что гипоталамус и его метаболические алгоритмы эволюционировали: они сильнее давят на педаль газа и немного быстрее запасают дополнительную энергию в виде жира. Шимпанзе и другие обезьяны расходуют энергию медленнее и способны сжигать лишние калории или превращать их в мышечную ткань.
Эволюционное наследие также определяет то, как мы реагируем на такие проблемы, как нехватка продуктов питания или повышение уровня активности. Когда мы голодаем, гипоталамус действует быстро. Цель состоит в том, чтобы пережить период дефицита, чтобы в будущем, когда ситуация улучшится, иметь возможность размножаться. В течение нескольких дней уровень тиреоидных гормонов, основных гормонов, контролирующих метаболизм, резко падает. Скорость основного обмена снижается (как мы уже знаем из исследования голодания и телешоу «Потерявший больше всех»). Если ограничения в еде носят продолжительный характер, то органы фактически уменьшаются. Но не все системы организма реагируют одинаково. Из тщательного изучения тел людей, умерших от голода, мы знаем, что мозг почти не изменился. Селезенка же резко уменьшилась в размерах. Дарвиновский менеджер принимает трудные решения, выбирает победителей и проигравших, сохраняя функции мозга, но нанося удар по некоторым из иммунных функций.
Гипоталамус и метаболические алгоритмы эволюционировали — теперь они быстрее запасают энергию в виде жира.
Гипоталамус контролирует почти все в организме, от реакции на стресс до размножения, и может управлять определенными функциями. Например, люди быстро отодвигают вопрос продолжения рода на задний план, когда наступают трудные времена. Испытуемые в экспериментах по изучению голодания теряют интерес к сексу. У женщин часто наблюдается снижение уровня эстрогенов и, если ограничение в пище достаточно сильное, прекращается овуляция. С точки зрения эволюции, отсрочить появление потомства, когда наступают плохие времена, — очень логично. Особенно для нас как для вида, ведь вынашивание и выращивание ребенка с точки зрения энергетических затрат и времени стоят целое состояние. У видов с короткой продолжительностью жизни откладывание процесса размножения означает, что в будущем у них может больше и не быть такого шанса. Вот почему самцы мышей, столкнувшиеся с голодом, сохраняют прежде всего два органа: мозг и яички.
Метаболический ответ на повышенную нагрузку, феномен, который мы наблюдаем у физически активных людей (таких как племя хадза или участники марафона) изучен не так хорошо, но, судя по всему, логика тут такая же. Если мышцы требуют больше энергии и истощают жировые запасы, дарвиновский менеджер старается сбалансировать бюджет. В ближайшей перспективе чувство голода усиливается, чтобы соответствовать потреблению и расходу энергии. Однако если высокий уровень ежедневной активности сохраняется в течение нескольких недель или месяцев, происходят и иные изменения. Другие функции, включая репродуктивную, иммунную и реакцию на стресс, подавляются, чтобы можно было пустить эту энергию на физическую активность. (Интересно, что эти метаболические изменения не всегда проявляются в изменении скорости основного обмена так, как мы могли бы ожидать, что мы обсудим в Главе 8.) Поведение также может измениться, побуждая нас больше отдыхать и меньше двигаться. Мы должны ожидать, что эти реакции будут следовать эволюционной логике, отсекая несущественные задачи и ставя во главу угла долгосрочный репродуктивный успех. Через три-пять месяцев мы привыкнем к новому режиму тренировок. Ежедневные затраты энергии станут почти такими же, как и до того, как мы начали заниматься. Метаболический бизнес и его 37 триллионов сотрудников приспособятся к новым условиям.
Все уловки, которые наш организм использует, чтобы изменить расход энергии, и чувство голода в ответ на физические упражнения и диету заставляют думать, что вес вообще не должен меняться. Поддержание одинаковой массы тела без особых усилий кажется несбыточной мечтой для большинства из нас, но это гораздо более распространенный феномен, чем вы думаете. По крайней мере, так было раньше. У мужчин и женщин племени хадза, например, этот показатель остается стабильным на протяжении всей взрослой жизни: вес и индекс массы тела (ИМТ) практически не меняются с юности до старости. Поразмышляйте над этим минуту. Во время сезонных изменений количества пищи в хорошие и плохие годы и, несмотря на то что мужчины и женщины в возрасте от двадцати до тридцати лет (обычно с маленькими детьми) работают немного усерднее, чем пожилые люди, их вес не меняется. По-видимому, такое легкое управление массой тела было нормой в нашем прошлом. В среде охотников и собирателей, подобной той, в которой мы эволюционировали, люди вполне способны контролировать вес, регулируя метаболизм и чувство голода в соответствии с условиями. Хамна шида.
Даже в человеческих «зоопарках» индустриально развитых стран, в которых мы живем сегодня, с неограниченным количеством доступной вкусной пищи, гипоталамус удивительно хорошо выполняет свою работу, сопоставляя расход энергии с потреблением. Когда мы съедаем больше калорий, чем сжигаем, метаболизм ускоряется, поскольку организм пытается использовать часть излишков. Когда мы сжигаем больше калорий, чем едим, чувство голода усиливается, а расход энергии снижается. Конечно, изо дня в день существует некоторое несоответствие между поступающими и сжигаемыми калориями — записывайте свой вес каждое утро в течение месяца, и вы сами увидите эти колебания. Но в долгосрочной перспективе энергетический баланс невероятно точен. Сегодня, в тисках эпидемии ожирения, среднестатистический взрослый американец набирает около 200 г в год, погрешность составляет 1750 ккал. Это всего лишь 5 ккал в день, или менее 0,2 % ежедневных энергетических затрат. Другими словами, не задумываясь об этом ни на секунду, мы подгоняем ежедневное потребление энергии под суточные затраты с точностью до 99,8 % (и наоборот).
Более разумное восприятие метаболизма и ожирения
Это абсолютно верно, что ожирение является результатом потребления большего количества калорий, чем мы сжигаем. По-другому набрать вес невозможно. И тот факт, что ежедневные затраты энергии достаточно трудно изменить, доказывает, что главным виновником ожирения все-таки является наш рацион. Если тело контролирует ежедневный расход энергии независимо от образа жизни, энергетический дисбаланс и увеличение массы тела вызваны в первую очередь потреблением слишком большого количества калорий.
Но это вовсе не значит, что ожирение — это просто вопрос обжорства. Конечно, в некоторых случаях причины нездорового набора веса могут быть ясны: ежедневная привычка есть чизкейк, например, — плохая идея. И люди действительно склонны набирать вес во время праздников из-за всех этих застолий. Но медленный темп увеличения массы тела, который мы видим на собственном примере, когда талия с каждый годом увеличивается, гораздо коварнее. Современная эпидемия ожирения указывает на нарушение способности управлять обменом веществ. Эволюционировавшие алгоритмы достаточно хорошо адаптировались к тому, что еда находится в свободном доступе, и к тому, как организм использует ее (или не использует), однако многие из нас все равно потребляют слишком много пищи. Палеолитический мозг подавлен современной средой. Вместо того, чтобы идеально соотносить потребление с затратами, мы склонны переедать — обычно ненамного, но мы повторяем эту ошибку снова и снова, и со временем у нас накапливаются жировые отложения. Подобно мотылькам, ошибочно принимающим свет на веранде за Луну, мы плохо реагируем на новые условия — условия, которые сами создали, — делая вещи, которые кажутся правильными, но в итоге приводят к неприятностям.
