Вдруг, словно угадав его мысли, она слегка улыбнулась.
— Вы ведь знаете, мосье Пуаро, мне особенно не для кого
жить. У меня много друзей, но нет близких родственников, нет семьи.
— У вас есть ваш дом, — горячо возразил Пуаро.
— Вы имеете в виду Насс? Да…
— Это ваш дом, не так ли? Сэру Джорджу он принадлежит лишь
формально, сэр Джордж сейчас в Лондоне, и вы здесь полная хозяйка.
И опять в ее взгляде мелькнул страх. А когда она заговорила,
ее голос звучал очень холодно:
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, мосье Пуаро. Я,
конечно, благодарна сэру Джорджу за то, что он предоставил мне этот домик, но я
арендую его. Я ежегодно плачу ему определенную сумму за право тут жить и ходить
по территории имения.
Пуаро всплеснул руками.
— Простите, мадам. Я не хотел вас обидеть.
— Видимо, я вас просто не совсем поняла, — по-прежнему
холодно сказала миссис Фоллиат.
— Великолепное место, — решился продолжить Пуаро. —
Прекрасный дом, прекрасный ландшафт. Такой вокруг мир, такое спокойствие.
— Да. — Ее лицо просветлело. — Тут очень это ощущается. Я
почувствовала это, когда еще ребенком приехала сюда.
— Здесь по-прежнему все мирно и спокойно, мадам?
— А почему бы нет?
— Безнаказанное убийство, — сказал Пуаро. — Пролита невинная
кровь. И пока тут пребывает тень жертвы, мира не будет. Вы ведь хорошо это
понимаете.
Миссис Фоллиат ничего не ответила и даже не шевельнулась.
Пуаро представить себе не мог, о чем она думала, а она все молчала и молчала.
Он слегка наклонился к ней:
— Мадам, вы многое знаете об этом убийстве, быть может, все.
Вы знаете, кто убил Хэтти Стаббс… А возможно, даже знаете, где лежит ее тело.
Тут миссис Фоллиат наконец заговорила:
— Я ничего не знаю. Ничего.
— Возможно, я употребил не то слово. Вы не знаете, но, я
полагаю, догадываетесь, мадам. Я даже совершенно уверен, что догадываетесь.
— Извините, но ваши предположения абсурдны! Это вздор!
— Это не вздор, мадам, это — нечто совсем иное. Это —
опасность.
— Опасность? Для кого?
— Для вас, мадам. Пока вы не расскажете о том, что вам
известно, вам угрожает опасность. Я, в отличие от вас, знаю, какова натура
убийцы, мадам.
— Я вам уже сказала, что я ничего не знаю.
— Значит, подозреваете…
— У меня нет никаких подозрений.
— Извините, это не правда, мадам.
— Говорить что-то лишь на основании подозрения недопустимо.
Это просто безнравственно.
Пуаро наклонился к ней.
— Так же безнравственно, как то, что произошло здесь месяц
назад?
Она откинулась на спинку кресла и как-то вся сжалась.
— Не надо об этом, — очень тихо произнесла она. — Ведь все
уже позади, — добавила она, судорожно вздохнув. — Все кончено.
— Откуда у вас такая уверенность, мадам? Я по своему опыту
знаю, что убийца не остановится, последует очередное убийство.
Она покачала головой.
— Нет. Нет, с этим покончено. К тому же я ничего не могу
изменить. Ничего.
Он встал и теперь смотрел на нее сверху.
— Да ведь и полиция прекратила следствие, — чуть ли не с
раздражением сказала она.
— О нет, мадам, вы ошибаетесь. Полиция продолжать
расследование. И я — тоже, — добавил он. — Помните, мадам. Я, Эркюль Пуаро,
продолжаю поиск истины.
Этой весьма типичной для Пуаро сентенцией сцена была
завершена.
Глава 17
Из Насса Пуаро отправился в деревню. По подсказке жителей он
нашел дом Таккеров. На его стук в дверь Пуаро некоторое время не отвечали, его
заглушал сварливый голос миссис Таккер, доносившийся изнутри:
— И о чем ты только думаешь, Джим Таккер? Куда ты в своих
сапожищах на чистый пол! Тысячу раз говорила! Я все утро старалась намывала, а
теперь посмотри-ка на мой чудный линолеум!
В ответ раздалось негромкое гудение, в коем слышалось
раскаяние.
— Нечего забывать! И все этот твой проклятый футбол, когда передают
эти спортивные новости, несешься к радио, ничего вокруг не видя! Нет чтобы
сначала скинуть эти проклятые сапожищи! А ты, Гари, куда ты положил свой
леденей? И не смей трогать липкими пальцами серебряный чайник, это мой лучший
чайник! Мэрилин, кто-то стучится. Поди посмотри, кто там!
Дверь осторожно открылась, и девочка лет одиннадцати с
подозрением посмотрела на Пуаро, она была довольно пухленькой, с голубыми
глазками и очень напоминала хорошенького поросеночка. Одна щека у нее чуть
оттопыривалась: девочка сосала конфету.
— Тут джентльмен, ма! — крикнула она. Миссис Таккер, с
разгоряченным лицом и выбившимися из прически прядями, подошла к двери.
— В чем дело? Нам ничего не нужно. — злобным голосом начала
было она, но тут же осеклась.
По изменившемуся выражению ее липа Пуаро понял, что она его
узнала.
— Погодите-ка, не вас ли я видела с полицией в тот день?
— Увы, мадам, простите, что напомнил вам о вашем горе, —
сказал Пуаро и решительно шагнул через порог.
Миссис Таккер бросила быстрый, полный муки взгляд на ею
ноги, но остроносые лакированные туфли Пуаро не были осквернены ни землей, ни
глиной. Ни единого пятнышка не оставили они на чистом блестящем линолеуме.
— Входите, пожалуйста, сэр, — пригласила она и, чуть
отступив назад, распахнула дверь в комнату направо.
Пуаро вошел в ослепительно чистую маленькую гостиную. Здесь
пахло политурой
[55]
и «Брассо»
[56]
. А интерьер составляли большой якобитский
гарнитур, круглый стол, два горшка с геранями, замысловатая медная каминная
решетка и множество фарфоровых безделушек.
— Присаживайтесь, сэр, сделайте милость. Никак не припомню
ваше имя. Впрочем, не думаю, чтобы я его когда-нибудь слышала.
