– Я тоже хочу… полетать.
– Раз так… Отговаривать тебя я не буду. Знаешь, что
надо делать?
– В общих чертах.
– Эти, – кивок в сторону Чука и Гека, – тебя
просветили?
– Они.
– Забудь все, что они сказали. Слушай только меня.
– Хорошо.
– Дай руку.
Нет, Васька не давала ему руки, она и не думала
давать, – тогда как ее горячие пальцы оказались в его – прохладных и
жестких, как оселок для заточки ножей?
Загадка.
Край крыши был совсем близко, и без того символическое
заграждение – сломано, жесть под ногами угрожающе стонала, ветер усиливался;
Ямакаси ничего не стоит разжать пальцы и слегка подтолкнуть Ваську – и она
свалится вниз, пролетит семь этажей и ударится о земли. Шансы выжить равны
нулю, ведь Васька не кошка, которой ей так хотелось стать.
Почему, ну почему она не стала кошкой?
Нужно забыть о своих детских мечтах и сосредоточиться на
настоящем – что она будет делать, если вероломный азиат (Васька уже думала о
Ямакаси, как о вероломном азиате, сострадания к ближнему у узкоглазого,
узкоголового человека-ядра не может быть по определению) и вправду выпустит
руку и спихнет ее с крыши.
Балка, торчащая из окна этажом ниже – Васька вполне может
ухватиться за балку, а при самом удачном раскладе – оседлать ее, и уже оттуда
перебраться внутрь. Нужно только сосредоточиться, сгруппироваться, мысленно
выбрать траекторию и…
– Все еще хочешь полетать? – спросил он.
– Да.
– Не смотри вниз.
Совет для идиотов, сколько раз она слышала его за последние
три года, от самых разных типов, мнящих себя учителями и наставниками. Мнящих
себя проповедниками экстрима. Двое из них разбились насмерть, еще один был
накрыт снежной лавиной где-то в Альпах, еще один валяется у себя дома со
сломанным позвоночником в пяти кварталах отсюда.
Васька ни разу его не навещала.
– Не смотри вниз.
– Придумай что-нибудь посвежее.
– Не обращай внимания на расстояния. Они всегда меньше,
чем кажутся.
– Что еще?
– Думай не о том прыжке, который совершаешь сейчас, а о
последующем. А лучше рассчитать сразу три или четыре прыжка. В запасе должно
быть несколько вариантов, так проще выбрать оптимальный. У тебя есть
кто-нибудь?
– В каком смысле? – удивилась Васька.
– Кто-нибудь, кто сильно расстроится, если ты
разобьешься?
Блаженная дурочка Мика, – вот кто сильно бы
расстроился. Дурочка устроила бы грандиозные (haute couture) поминки в
ненавистном Ваське «Ноле», они плавно бы перешли в вечер классической музыки в
джазовой обработке – ради такого случая дебилы-немцы, нынешние Васькины
работодатели, притаранили бы весь свой замшелый винил и наняли диджея за 100
евро в час. Прелюдия и фуга ре-минор – она, наконец, подохла! Аллегро нон
молто – теперь мы возьмем на ставку профессионального человека, настоящего
баристу. Рондо каприччиоззо – кофе был не самой сильной стороной нашего
ресторана, теперь все изменится.
Кретины.
А в финале вечера, по многочисленным просьбам рыцарей
ресторанного бизнеса, обязательно прозвучит композиция «How Deep Is The Ocean –
How High Is The Sky»
[28]
, что, несомненно, актуально: Васькина
ранняя смерть откроет перед кретинами новые, невиданные горизонты.
– …Нет. Нет никого, кто бы сильно расстроился. А это
так важно?
– Важно, что ты не будешь чувствовать неловкости перед
теми, кто может сильно расстроиться. Не будешь чувствовать угрызений совести.
Если что и мешает человеку оттолкнуться от земли, так это – сраная любовь. И
сраные обязательства.
– У меня нет сраной любви. И сраных обязательств –
тоже.
– Тогда все в порядке. Налокотники и наколенники?
Куцая теоретическая подводка Ямакаси вполне ясна:
налокотники призваны заменить сраную любовь, а наколенники – сраные
обязательства. Во всяком случае, проку от них гораздо больше.
– С этим все в порядке.
– Они, конечно, не спасут тебя, если ты сорвешься, по
смягчат возможные удары.
– Не лечи меня, брателло. Это знают даже те, кто
катается на детских роликах в сквере. А я уже вышла из этого возраста.
– Значит, ты опытный человек?
– Более-менее.
– Посмотрим.
Его голос не звучит угрожающе, он скорее весел, – и это
веселье, это возбуждение немедленно передается Ваське.
– И вот еще: то, чем мы будем заниматься сейчас – не
альпинизм и не скалолазание. Так что предыдущий свой опыт можешь засунуть себе
в задницу. Здесь главное, чтобы тебя перло. Знаешь, что такое, когда тебя прет?
– Предпочитаю называть это вдохновением.
– Называй, как хочешь.
Если это можно считать инструктажем, то Васька получила
самый хреновый инструктаж в своей жизни, а Чук и Гек еще расписывали этого типа
как нечто выдающееся. Нечто экстраординарное.
Идиоты хуже немцев.
Но стоит Ваське только додумать эту мысль, поставить в конце
жирную точку, как Ямакаси отпускает ее пальцы. Мгновение – и его уже нет рядом
с Васькой, она одна на краю крыши, черная бездна внизу, светлая – наверху; до
соседнего дома метров десять, ей ни за что не перепрыгнуть, не покрыть этого
расстояния даже с разбега, даже с шестом – или все-таки не десять?
Расстояния всегда меньше, чем кажутся.
– Это не опасно. Для тех, у кого есть крылья.
Он никуда не ушел. Он стоит у Васьки за спиной. И, кажется,
обнимает ее за плечи. В этом объятии нет никакого подтекста, но что-то
подсказывает Ваське – так он поступает далеко не всегда. И не со всеми
женщинами. То есть своих женщин он обнимает совсем по-другому, для них у
Ямакаси припасены совсем другие уловки, другие жесты. Татуированный павлиний
шлейф тянется за ним там, внизу; здесь, на крыше, он совсем не павлин, а…
А кто?
Васька растеряна, она теряется в догадках – и чертов Ямакаси
не горит желанием ей помочь. Он как будто измеряет на прочность ее плечевой
пояс и крепость позвоночника, и силу рук. Теперь он кажется Ваське
бортмехаником в шлеме и очках, совсем как Джуд Лоу в фильме «Небесный капитан и
мир будущего», на начало сеанса Васька тогда опоздала.
Нуда, такой себе Джуд Лоу, только подретушированный.
Скорректированный для проката в абсолютно самодостаточных странах Юго-Восточной
Азии.
Он не очень-то доволен осмотром Васькиного фюзеляжа,
подкрылков, лонжеронов; Васькины аэродинамические характеристики далеки от
совершенства – потому он и пытается видоизменить устройство прямо на ходу.
Ничем другим объяснить прикосновения его рук невозможно. Они подкручивают
невидимые гайки, подтягивает невидимые болты, продувает клапаны, ослабляет
сцепления, меняет углы плоскостей. И по мере того, как вся эта угрожающая
машинерия перестраивается и приходит в движение, Васька чувствует себя все
легче и легче.
