– Здравствуйте. Вы что-то хотите мне сказать?
Лоб у нее был сильно разбит. Красно-фиолетовый синяк светился
на бледной коже и казался неприлично ярким. Губа распухла, словно прикушенная.
– Что случилось?
– Я не поняла, – она пожала плечами. – Кто-то меня ударил.
– Вы не видели, кто?!
Она смотрела прямо на него. Он не знал, куда деваться от ее
взгляда.
– Я так ненаблюдательна, знаете ли. Особенно по четвергам.
Ты обещал мне помочь и ничем не помог – вот как Ники понимал
ее прямой и пристальный взгляд. Ты здоровый, сильный мужик, который только и
делает, что воюет, – и ничем не помог мне! Я надеялась на тебя, особенно после
того, как ты притащился в мой дом и сидел рядом со мной, пил кофе и говорил
что-то правильное и умное!
А ты?! Что ты сделал?!
– Алина, как это получилось?!
– Я уже сто раз всем рассказала. Спросите у кого-нибудь, а
теперь прошу меня простить. Мне нужно работать.
– Вам нужно поговорить со мной, – сказал он грубо, – бросьте
вы к черту этот ваш компьютер!
– Я не могу, у меня программа. И я должна найти себе замену
на вечер. Я не выйду в кадр с такой физиономией!
– Стоп, – сказал Ники, повернулся и закрыл за собой дверь в
коридор. За дверью толпилось несколько умеренно любопытных сотрудников,
которые, как только он повернулся, моментально сделали нарочито равнодушные
лица и бросились в разные стороны.
– Ники, выйдите, пожалуйста! Я не могу сейчас с вами
ссориться, у меня нет на это сил. И разговаривать не могу.
Выйдет он, как же!
В два шага он подошел к столу, взял ее за затылок – от
удивления она откинула голову, – свободной рукой придержал подбородок, чтобы не
вырвалась, и стал рассматривать синяк.
– Прекратите! – прошипела она прямо у его лица. – Что вы
себе позволяете?!
– Лед прикладывали?
– Прикладывали. Отпустите меня! – и она дернула головой,
задев волосами его руку. Рука моментально покрылась мурашками, и Алина,
кажется, заметила это, потому что скосила глаза и притихла.
– А свинцовую примочку?
– Какую еще примочку?!
– Свинцовую.
– Ники, отпусти меня! Немедленно.
– И в холоде надо было не пять минут держать, а все время! А
врач? Смотрел?
– Нет!
– Почему?
– Да отпусти ты меня!..
Она мотнула головой и освободилась от его пальцев.
Отодвинулась и потерла подбородок – то место, которое он
трогал.
– Почему не было врача?
– Как ты это себе представляешь?! Приезжает врач на
“Скорой”, а тут я с синяком на лбу! Ты знаешь, с какими заголовками завтра
выйдут газеты?!
Он усмехнулся.
– А тебе не все равно?
– У меня есть имидж и ответственность перед зрителями, и я
не хочу… Почему ты называешь меня на “ты”?
– А ты меня почему?
На этот вопрос никто из них не мог внятно ответить.
– Расскажи мне.
– Нечего рассказывать. Я зашла, зажгла свет, и больше ничего
не помню. Но, по-моему, я в обморок так и не упала. Просто свет погас.
Ники посмотрел по сторонам.
– Он и вправду погас? Или горел?
Алина удивилась.
– Не знаю. Первым прибежал Зданович, он, наверное, лучше
помнит.
– А почему ор прибежал? Ты что, звала на помощь?
Алина решительно покачала головой – на помощь она точно не
звала. Она умерла бы от стыда, если бы позвала на помощь!
– Тогда почему он прибежал?
Ники подошел к двери, зачем-то открыл и закрыл ее.
– А дверь? Была открыта или заперта?
– Я не знаю. Когда Зданович прибежал, вроде бы была открыта.
Я правда не знаю, спроси у него, если тебе надо.
Ники промолчал. Он внимательно смотрел по сторонам, сам
толком не понимая, что именно выискивает.
Кто-то напал на нее, в ее собственном кабинете, среди бела
дня – вот до чего дошло!
А если в следующий раз он и вправду ее убьет, этот
придурок?!
Здесь все только свои. Эфирная зона. Чужие здесь не ходят.
Светлый ковер был в каких-то серых пятнах. Ники присел и
стал рассматривать, а потом стал на колени.
– Ты что, пепел стряхиваешь на ковер?
Алина разглядывала в маленькое зеркальце свой синяк и
торопливо спрятала пудреницу, когда он спросил. Ей не хотелось, чтобы Ники это
видел!
– Почему на полу окурки? – настаивал он.
– Я рассыпала пепельницу, – сказала она терпеливо. – Я
пришла, дверь была открыта, и мне показалось, что тут где-то поблизости
пожарник. Он такой вредный!
Я думала: он зашел, понял, что я здесь курила, и…
– Ты не заперла дверь, когда уходила?
– Нет. Забыла.
– А куда ты ходила? Или уезжала?
– Я была в буфете, – выговорила она отчетливо. – Я не
понимаю, что это за вопросы!
– Потом ты вернулась, дверь была открыта. Ты вошла, зажгла
свет, взяла свою пепельницу. Так?
– Да.
– И в это время…
– Меня ударили. По физиономии. Ники, мне нужно написать
подводки, а потом согласовать с Костей, кто сегодня вместо меня в эфире. Я
прошу прощения.
Ники секунду подумал.
Что-то непонятное было в этой истории, и из-за этого концы с
концами никак не сходились – по крайней мере, ему так казалось.
Дверь распахнулась, сильно стукнув Ники по спине.
– Алин, я хотел тебе сказать, что Грозный мы сегодня даем, а
Багдад, наоборот… Здравствуй, Беляев.
– Привет, Кость.
У Здановича сделалось странное лицо, едва он завидел Ники.
Он почесал за ухом, взмахнул бумагами у него перед носом, так что Беляеву
пришлось отшатнуться, и хлопнул их на стол перед Алиной. И веером разбросал.
– Вот я хотел тебе показать. Значит, после Кремля сразу
встык Грозный, потом день рождения этого… как его…
– Григорянца.
