– Это было бы бесполезно, мадам.
– Что вы хотите этим сказать, мсье Пуаро?
– Буду совершенно откровенен, мадам. Я с самого начала
понял, что из четырех лиц, находившихся в тот вечер в комнате мистера Шайтаны,
у одного были наилучшие мозги, самая холодная, логически мыслящая голова. У
вас, мадам. Если бы надо было побиться об заклад, что кто-то из вас четверых
задумал убийство, совершит его и выйдет сухим из воды, я бы сделал ставку на
вас, мадам.
Миссис Лорример подняла брови.
– Предполагается, что я должна почувствовать себя
польщенной? – сухо спросила она.
Пуаро продолжал, не обращая внимания на ее реплику:
– Для того чтобы преступление было успешным, обычно
необходимо заранее тщательно обдумать все его детали, должны быть учтены
всевозможные непредвиденные обстоятельства. Должно быть точно расписано время.
Досконально продуманы все детали. Доктор Робертс мог бы сделать все кое-как, в
спешке и с излишней самоуверенностью; майор Деспард, очевидно, был бы чересчур
осмотрителен, чтобы совершить преступление; мисс Мередит могла бы потерять
голову и выдать себя. Вы, мадам, не допустили бы ничего подобного. Вы бы действовали
хладнокровно и решительно. Вы могли бы быть достаточно сильно одержимы
безрассудной идеей, но вы не из тех женщин, что теряют голову.
Мисисс Лорример сидела молча, странная улыбка играла на ее
губах. Наконец она изрекла:
– Так вот какого вы мнения обо мне, мсье Пуаро. Значит, я
такая женщина, которая может совершить идеальное убийство.
– По крайней мере, вы столь любезны, что не обижаетесь за
такую гипотезу.
– Я нахожу ее очень интересной. Значит, по-вашему, я
единственный человек, кто мог успешно убить Шайтану?
– Есть, правда, одна несуразность, мадам.
– В самом деле? Поделитесь со мной.
– Вы, может быть, обратили внимание, что я только что сказал
примерно такую фразу: «Для того чтобы преступление было успешным, обычно
необходимо заранее тщательно продумать каждую деталь». «Обычно» – вот слово, на
которое я хотел бы обратить ваше внимание. И это потому, что существует еще
один вид успешного преступления. Не случалось ли вам сказать кому-нибудь вдруг:
«Возьми камень, посмотрим, попадешь ты вон в то дерево», и человек, повинуясь,
быстро, не раздумывая, бросает и, на удивление вам, попадает в это дерево? Но
когда ему приходится повторить бросок, попасть так просто не удается, потому
что он начинает думать: «Сильно – не сильно, немного правее – левее». В первом
случае было почти бессознательное действие. Мышцы повиновались мозгу, как
повинуются мышцы животного. Eh bien,
[125]
мадам, существует такой тип
преступления – преступление, совершаемое под влиянием момента, некоего
вдохновения, озарения, оно не оставляет времени на раздумье. Именно такое
преступление и стало причиной гибели мистера Шайтаны. Внезапная жесткая
необходимость, озарение, мгновенная реакция. – Пуаро покачал головой. – А это,
мадам, не ваш тип преступления, отнюдь не ваш. Если бы вы убили мистера
Шайтану, это было бы заранее продуманным преступлением.
– Понимаю. – Она слегка помахивала перед лицом рукой,
отгоняя жар пламени, полыхавшего в камине. – Несомненно, преступление не было
заранее продумано. Так что, значит, я не могла убить его, э-э, так ведь, мсье
Пуаро?
Пуаро поклонился.
– Совершенно верно, мадам.
– И все же… – она наклонилась вперед, рука ее замерла в
воздухе, – все же Шайтану убила я, мсье Пуаро.
Глава 26
Правда
Наступила пауза, очень длинная пауза.
В комнате собрались сумерки. Весело прыгали по стенам блики
пламени от камина.
Миссис Лорример и Пуаро не смотрели друг на друга,
предпочитая смотреть на огонь. Казалось, само время остановилось.
Потом Эркюль Пуаро вздохнул и пошевелился.
– Так вот что, все это время… Почему вы убили его, мадам?
– Я думаю, вы знаете почему, мсье Пуаро.
– Потому что он знал что-то о вас. Что-то, что произошло
давно?
– Да.
– А это «что-то» еще одна смерть, мадам?
Она кивнула.
– Зачем вы мне это говорите? Что побудило вас послать за
мной?
– Вы как-то мне сказали, что когда-нибудь я все равно это
сделаю.
– Да. То есть я надеялся… я знал, мадам, что есть только
один способ узнать правду, поскольку дело касается вас, – ваша личная добрая
воля. Если бы вы не хотели говорить, вы бы и не сказали, и вы бы никогда не
сдались. Но я считал, что все-таки не исключена возможность… возможность, что
вы сами пожелаете заговорить.
Миссис Лорример кивнула.
– Ваше предвидение делает вам честь… усталость, одиночество…
– Ее голос замер.
– Поэтому так и произошло? Да, понимаю, может быть…
– Одна, совсем одна, – сказала миссис Лорример. – Никто не
знает, каково это – жить с сознанием того, что тобой совершено. Это может
понять только тот, кто сам испытал нечто подобное.
– Это неуместно, мадам, но позвольте мне выразить свое
сочувствие?
Она слегка наклонила голову:
– Спасибо, мсье Пуаро.
Наступила еще одна пауза. Потом Пуаро снова заговорил, но
уже несколько живее:
– Правильно я понял, мадам, что вы восприняли слова мистера
Шайтаны, сказанные за обедом, как прямую угрозу для вас?
Она кивнула.
– Я сразу поняла, что его разговор предназначался для вполне
конкретного человека. Этим человеком была я. Фраза о том, что яд – это женское
оружие, предназначалась мне. Он знал. Я уже заподозрила это раньше. Он
превращал всякий разговор со мной в определенное испытание, и я видела, как его
глаза следят за моей реакцией. И в них была какая-то жуткая осведомленность. А
в тот вечер я уже была абсолютно уверена.
– Вы были также уверены и в его намерениях?
– Маловероятно, что присутствие инспектора Баттла и ваше
было случайностью, – сухо сказала она. – Я подумала, что Шайтана собирается
продемонстрировать вам обоим свои способности, свое открытие, ведь он открыл
нечто такое, о чем никто даже не догадывался.
– И когда же вы решились действовать, мадам?
– Трудно в точности вспомнить, когда мне это пришло в
голову, – сказала она. – Я обратила внимание на кинжал еще перед тем, как сели
за стол. Когда мы вернулись в гостиную, я подобрала его и спрятала у себя. Я
уверена, что никто не видел, как я это сделала.
