И вот только что, спустя три часа, бегущей строкой в уголке экрана Си-эн-би-си прошла эта новость насчет иска, предъявленного «Ниппон-Тех»…
Я схватила телефон и набрала номер мобильного Триш.
Она ответила после первого же гудка.
— Что? — рявкнула Триш.
— «Ниппон-Tex»… — начала я.
— Что с ними?
— Какая-то швейцарская группа на них наехала.
— С чего ты взяла?
— Это было по телевидению.
— Блин, — услышала я, и Триш положила трубку.
А дальше разыгрался настоящий спектакль. Триш ворвалась в операционный зал, раздавая всем, кто попадался на ее пути, отрывистые приказы. Красной нитью проходила следующая мысль: «Японские поганцы срут швейцарским сыром».
Видимо, все обитатели этажа мгновенно схватывали суть замысловатой метафоры, потому что все трейдеры похватали свои трубки и начали наперебой орать как сумасшедшие. Через несколько минут появился и сам Брэд, расплывшийся в довольной улыбке.
— Мы должны сделать этих сосунков еще до закрытия Уоллстрит, — прокричал он, перекрывая гул. Потом, повернувшись ко мне, добавил: — Толковый звоночек, Джейн.
Все происходившее было осуществлением давно готовившейся и глубоко продуманной атаки на «Ниппон-Tex». В результате действий «Фридом Мьючуал», осуществленных при финансовой поддержке неких серьезных олигархов из Индии и России, «Ниппон-Tex» стала объектом левереджированного выкупа,
[34]
при этом Брэд со товарищи в самый последний момент сумел обойти «Генфен» — ту самую швейцарскую группу компаний, которая заявила о своей готовности приобрести контрольный пакет за семь миллиардов долларов.
— Мы не знаем поражений, совсем как генерал Паттон,
[35]
— хвастливо заявил мне Брэд в тот день.
Благодаря слаженной и оперативной работе всей команды «Фридом Мьючуал» удалось сбить биржевой курс акций группы «Генфен», тем самым вызвав сомнения в их способности выложить на кон 7 миллиардов и открыв путь Мумбайскому консорциуму, который и перехватил «Ниппон-Тех» за 7,1 миллиарда.
В разгар всего этого рыночного шабаша Брэд часа на три укрылся у себя в кабинете. Появившись в зале, он призвал всех замолчать. А когда все стихли, картинно взмахнул рукой и негромко произнес:
— Сделка состоялась. И сегодня фонд «Фридом Мьючуал» стал богаче на сто сорок два миллиона долларов.
Тишина взорвалась. Буквально через пять минут в операционный зал на тележке вкатили три ящика охлажденного шампанского. И почти все, по-моему, пили его прямо из горлышка.
— Обещаю три дня не называть тебя жопой, — обратилась ко мне Триш, после того как исчезла минут на десять в женском туалете и вынырнула оттуда со следами белого порошка на носу.
— Я всего-навсего сообщила новость, — ответила я.
— Не прибедняйся, тебе зачет, сработала толково. Не заметила бы ты эту гадскую строчку…
— Кто-нибудь другой заметил бы.
— Но ты увидела ее первой, только это и важно.
В самом деле, период добрых отношений между мной и Триш длился целых два дня. Когда я опоздала на десять минут — из-за неисправности поезда метро, — она пригрозила меня уволить, если еще раз задержусь. Я просто извинилась и пообещала, что такое не повторится. Такие выпады были делом привычным. Триумфальную операцию с левереджированным выкупом вскоре забыли. Во «Фридом Мьючуал» не почивали на лаврах, а спешили зарабатывать деньги еще и еще.
Шли месяцы. Я втягивалась в работу. Меня по-прежнему контролировала Триш (никому в компании не позволялось приступать к самостоятельным действиям раньше чем через полтора года), но теперь она подвергала меня поношениям немного реже, чем вначале, и я воспринимала это как признание того, что я делаю определенные успехи. Регулярно, раз в два месяца, я разговаривала с мамой. Сначала ее повергло в шок известие о моей новой карьере («Да уж, меньше всего я могла бы ожидать, что ты выберешь финансовую сферу»), но со временем она изменила мнение: «В том, чтобы много зарабатывать, нет ничего дурного… я знаю, отец тобой очень гордится».
— А ты что, с ним общалась в последнее время?
— В последнее время нет. А ты?
— Уже несколько месяцев ничего не слышала.
— Может, он где-то в длительной командировке, — предположила мама.
— Наверное, так и есть, — поддержала я ее, стараясь не выдать тревоги, ведь правды о нем я тоже не знала.
Но узнала ее через два дня. Работа была в разгаре, я пыталась разобраться в деривативах и фьючерсах (не просите объяснить). На моем столе зазвонил телефон. Это был Брэд. Я сразу насторожилась, потому что Брэд не звонил мне никогда.
— Пожалуйста, срочно зайдите ко мне.
Короткие гудки. Я поднялась и по длинному коридору направилась к комнате совета директоров. Постучала, услышала голос Брэда: «Войдите». Первым, что бросилось мне в глаза, когда я открыла дверь, было напряженное лицо Брэда — когда я вошла, он устремил на меня взгляд, в котором тревога смешивалась с неподдельным возмущением. Рядом с ним за столом для заседаний сидели двое — один коренастый, другой тощий. Невыразительные черты, плохо сидящие костюмы, жесткое выражение на лицах. Перед ними на столе лежала раскрытая папка. Оба уставились на меня с холодным профессиональным интересом. Среди бумаг, разложенных на столе, я заметила бумагу в файле, с подколотой к левому верхнему углу фотографией отца.
— Это агент Эймс из ФБР, — Брэд указал на тощего, — и мистер Флетчер, дознаватель из Комиссии по ценным бумагам и биржам. И за последние полчаса они задали мне множество вопросов о вас. Потому что вы, похоже, помогали своему отцу скрыться.
— Помогала что? — не поняла я.
— Вы переслали ему десять тысяч долларов, — заговорил агент Эймс, — и это позволило ему бесследно исчезнуть.
— Что он натворил? — спросила я.
Мистер Флетчер указал мне на кресло рядом с собой.
— Много чего, — ответил он.
Глава третья
В течение следующего часа я узнала много нового о родном отце. Мне поведали, что в последние пять лет он жил на скромное пособие, назначенное ему режимом Августе Пиночета. А по какой же причине пособники чилийского диктатора выделяли ему сумму, эквивалентную десяти тысячам американских долларов в год?
— В семидесятые годы, — рассказывал агент Эймс, — до военного переворота, ваш отец был вхож в консервативные круги Чили: магнаты, горнопромышленники, военные. Дело в том, что — теперь я могу открыто об этом говорить: информация рассекречена — ваш отец был агентом Лэнгли…
[36]
