Он прошел, как говорится, окольными путями. Подошел к светящемуся окну с торца здания. Заглянул.
Румянцева сидела за столом, заполняла какой-то журнал.
Он постучал.
Она вздрогнула, посмотрела на окно.
Там вовсю улыбался штурман «33-го».
Она покачала головой, улыбнулась, кивнула в сторону входа.
Истомин подошел к входу, осмотрелся. Вот здесь свет был ни к чему, все крыльцо как на ладони. Взялся за ручку, но дверь открыла медсестра.
– Ты чего так рано?
– В смысле рано? Девятый час!
– Отойдем в курилку.
Они прошли под навес из арматуры, по которой разросся виноград. Там их не было видно.
– У меня в стационаре больные еще не спят.
– А что, есть больные?
– Да, Илюшенька, люди иногда болеют. Да еще афганский мальчик. Мне необходимо круглосуточно смотреть за ним.
– Надеюсь, отца его в санчасти нет?
– Нет, тот у особистов.
– Так что получается, даже и после отбоя мы не сможем с тобой расслабиться как следует?
– Сможем. Но недолго, часик.
Истомин вздохнул:
– Что такое часик, Люда, я так соскучился?!
– Правда?
– Честное слово.
– Ну полтора.
– Это уже кое-что.
– Но сейчас иди, погуляй, приходи после десяти, все!
– Слушай, а начмед наведаться может? Из-за афганского пацана?
– Вряд ли, операцию провели успешно, жизни ничего не угрожает, надо только давать антибиотики строго по часам. Да смотреть на показания аппаратуры. Существует вероятность криза, малая, но существует.
– Ты мне этими терминами голову не забивай. Все равно не пойму. После десяти, значит после десяти.
– И еще, Илья, смой, пожалуйста, с себя одеколон. От тебя за версту им тянет. Французский, что ли?
– Заметно?
– Сказала же за версту. А в кабинете и до завтрашнего вечера не выветрится.
– Я же только слегка мазанул.
– Мог бы и без этого, знаешь же, что не в отсек идешь.
– Ладно.
– Ступай, мне пора на место.
– Давай, перекурю, прогуляюсь, мне один хрен делать нечего.
Румянцева ушла.
Истомин присел на скамейку курилки, достал пачку «Ростова», выбил сигарету, прикурил. Курил не спеша, некуда спешить.
Возвращаться в модуль не хотелось, прошел в клуб. Там офицеры играли в бильярд. За стойкой бара – вольнонаемный бармен, который откровенно скучал. До того как началась антиалкогольная кампания, это место было золотым, сейчас же спиртные напитки запрещены. Только в магазине и в ограниченном количестве.
Посмотрев за бильярдистами, Истомин подошел к бармену:
– Тоскливо, Толик?
– Не говори, Илья. Вот хочу в Кабул перевестись. Там веселее.
– В Кабуле есть кому работать.
– Тоже верно. Будешь чего?
– А что у тебя есть? Томатный сок?
– Ну почему? – Бармен хитрыми глазками осмотрел зал клуба. – Для своих людей найдем и кое-что покрепче.
– Да? Водка?
– Угу! Из магазина, не самоделка, хотя думаю, неплохо пошел бы и разбавленный спирт.
– Водка – это хорошо, – проговорил Истомин, – давай сто граммов.
– Момент!
Бармен заработал руками под стойкой, потом выставил бокал с красной жидкостью.
– Чего это? – удивился Истомин.
– Водка, подкрашенная томатным соком. Не могу же я тебе рюмку выставить?
– Ну не так уж и плохи дела у тебя.
– Да это мелочь.
Истомин выпил коктейль.
Поставил бокал, закурил. Курить в кафе тогда еще можно было.
Подрулил командир разведвзвода Павлов:
– Привет, Илюша!
– Привет, Боря!
Он кивнул бармену:
– Толик, как обычно!
– Момент.
Разведчик повернулся к штурману:
– Слышал, вы летали в Тахарак?
– Было дело. Пацана местного больного на базу доставили.
– В курсе. Как там в Тахараке?
Истомин пожал плечами:
– Да вроде ничего. Бородачей в кишлаке много, я бы сказал слишком много. Селение-то небольшое, а народу вывалило, как появились, масса. Но может, из других селений к родственникам приехали? Это у них в порядке вещей. А почему ты спросил об этом?
– Это профессиональное. Но говоришь, мужиков в кишлаке много?
– Много! Хотя сколько их должно быть, я не знаю.
– Ладно.
Разведчик принял такой же бокал. Выпил.
Спросил у штурмана:
– В модуль?
– Нет, дела есть.
Старший лейтенант Павлов улыбнулся:
– Вот и у меня дела. Давай, удачи!
– Взаимно!
Глава 3
На субботу, 27 июня, командир полка, он же начальник гарнизона разрешил поездку в Кабул. Кто мог поехать, решали комбаты, командиры отдельных рот, батарей. Для выхода выделили два «ЗИЛ-131» и взвод сопровождения и охраны на трех боевых машинах десанта (БМД-2). Такие поездки были нередки, но всегда являлись праздниками. Во-первых, хоть какое разнообразие, во-вторых, возможность отоварить чеки, приобрести фирменные шмотки, магнитофоны, сувениры для родных и близких в Союзе.
«ЗИЛ-131» со средней скамейкой вмещал по двадцать четыре человека, значит, посадить можно сорок восемь человек, а подвинувшись, и больше пятидесяти. Для летунов выделили двенадцать мест. Два сразу отдали Петровской и Румянцевой, из экипажей Фролов отказался ехать, уступив место Истомину, которого изначально комэск хотел лишить выезда, по понятным причинам. Из остальных экипажей было выделено еще по одному-два офицера или прапорщика.
Накануне, в пятницу, после ужина в отсек экипажа «33-го» заглянул командир разведывательного взвода старший лейтенант Павлов:
– Привет, братья по оружию, как дела?
Фролов, лежа на кровати, взглянул на разведчика:
– Привет, Боря! У нас дела как в Польше, тот пан, у кого больше. Ты с чем пришел?
– У вас завтра Илюха едет?
– Возможно и Юрик, – командир экипажа кивнул на борттехника, – это завтра решится.
– Но Истомин едет?
– Да еду, еду, Володя, договорился с комэском, за что ему огромное человеческое спасибо.
