— Кто теперь поверит, что важные политики в этой стране еще недавно боялись, что мы последуем примеру Франции.
— Они все еще боятся, — сказал Джонатан. — И пусть тебя не обманывают развивающиеся флаги и лояльные выкрики.
Мы свернули в Гайд-Парк и поехали по вьющейся дороге.
— Это правда, — спросила я, — что принц с неохотой вступает в этот брак?
— Мне жаль его. Она довольно-таки непривлекательное создание.
— Мне жаль ее.
— Конечно же, ты поддерживаешь женщину.
— Естественно, когда мужчина хвастается своей любовницей перед невестой и, между прочим, уже прошел через обряд бракосочетания с хорошей и добродетельной леди.
— Жизнь жестока, — заметил Джонатан. — Думаю, мы уже выехали из Лондона. Поедем к реке. Я знаю гостиницу, где мы сможем хорошо перекусить, и, поскольку многие уехали в город на свадьбу, народу там будет немного.
Действительно, по мере удаления от города становилось все спокойнее.
— Куда ты меня везешь? — спросила я.
— В «Собаку и свисток». Это старая гостиница. Я знаю, там готовят лучший ростбиф.
— Я не хочу слишком поздно возвращаться.
— Разве я не обещал, что доставлю тебя в целости и сохранности к твоей дорогой маме? Не забывай… я доказываю себе… подавляя свои побуждения, думаю это так называется. Я надеюсь завершить день с сияющим нимбом. Ты скажешь: «Я была несправедлива к нему. Он не такой злодей, как я думала».
— Подождем конца дня для вынесения приговора. Каким же он был привлекательным с белокурыми волосами и голубыми глазами! Хорошо, что парики вышли из моды. Их теперь можно было редко увидеть. Они ушли вместе с пудрой — другой модой, отторгнутой революцией. Матушка говорила, что мужчины под влиянием таких людей, как Чарльз Джеймс Фокс, стали более небрежны в одежде. Дикон считал, что они делают это, чтобы продемонстрировать свою симпатию к революции, в то время как Питт и Тори отказываются подчиниться новым веяниям и носят алые жилеты, чтобы показать свою приверженность монархии.
Стоял прекрасный теплый апрель — один из лучших месяцев года. Распевали птицы на деревьях, распускались почки, и я не могла не радоваться в это утро. На один день я могла забыть свои прошлые грехи. Я собиралась не думать о моей вине, хотела быть абсолютно счастливой… хотя бы только сегодня.
— Апрельские ливни несут майские цветы, — процитировала я, не задумываясь.
— Молись, чтобы ливень хлынул после того, как мы приедем в «Собаку и свисток».
Рядом с небольшой деревушкой, состоящей из нескольких домов, появилась гостиница. Вывеска с коричневой собакой и ярко-красным свистком тихо раскачивалась под легким ветерком.
— Иди за мной, — сказал Джонатан. — Отведем лошадей в конюшню.
Мы вошли в зал гостиницы. Это была прелестная комната, отделанная дубом и медью. На стенах играли блики от огня в камине.
Потирая руки, появился хозяин.
— О, сэр, какая приятная неожиданность… увидеть вас здесь именно сегодня.
— Можно сказать, Томас, что мы ускользнули от шума… Это жена моего брата.
— Добрый день, леди. Добро пожаловать в «Собаку и свисток».
— Спасибо, — ответила я. — Могу отметить, что вы самый гостеприимный хозяин.
Он поклонился, принимая комплимент, и, повернувшись к Джонатану, сказал:
— А ваш благородный отец, конечно же, на королевской свадьбе?
Джонатан кивнул.
— Надеюсь, что с вашей дивной женой все в порядке, — добавил он.
— О, Матти тотчас же прибежит сюда, услышав, какая компания собралась. Она ничего не готовила с вечера, сэр.
У нас только холодный ягненок и ростбиф.
— Избавь Матти от хлопот.
Мы приехали сюда отведать холодный ростбиф.
— Это упрощает дело. Я сейчас же позову Матти. — Он подошел к двери и крикнул:
— Матти! Матти! Догадайся, кто здесь.
Послышался звук шагов, и появилась полная женщина. На ее густые темные волосы был надет домашний чепец, поверх голубого хлопчатобумажного платья повязан белый передник.
Джонатан подошел к ней и, обняв, приподнял.
— О, сэр, — сказала она, улыбаясь, — вы приехали с молодой дамой… и не предупредили, чтобы я приготовила что-нибудь особенное для вас.
— Тогда бы я послал тебя в Тауэр и настоял, чтобы тебя повесили, утопили и четвертовали.
— О, сэр, не говорите такие вещи, даже в шутку.
— Хорошо, Матти. Я буду хорошо себя вести ради праздника. Мы бы хотели получить твой знаменитый ростбиф, с которым, как уверял Томас, все в порядке.
— Дайте мне пятнадцать минут, сэр, и вы будете довольны.
— Хорошо, пятнадцать минут.
— А что нам взять сейчас… немного пива., или, может быть, вина?
— У меня есть кое-что особенное в погребах, — подмигнув, сказал Томас.
Джонатан подмигнул в ответ:
— Верим тебе, Томас, и, если это обманет наши ожидания, я выскажу вам с Матти порицание. О, забыл, я сегодня прекрасно себя веду.
Он отпустил Матти. Она раскраснелась и смотрела на него с восхищением. Всегда ли он так действовал на женщин? Я думала о себе и Миллисент.
Матти сделала реверанс и сказала, что скоро вернется. Ей надо все хорошенько приготовить для такой дамы и джентльмена.
Томас принес вино и наполнил наши бокалы с таким благоговением, будто это был божественный нектар.
Джонатан сделал маленький глоток и восторженно поднял глаза к потолку. Томас просиял.
Казалось, эти двое действительно любили его. «А может быть, это был способ привлечения посетителей в „Собаку и свисток“?» — цинично подумала я. Но на самом деле я не верила этому.
— Думаю, в городе будет столпотворение, — сказал Томас, глядя на вино, а затем на нас, и было трудно понять, чем он больше восхищается.
— Все веселятся на свадьбе, за исключением, кажется, жениха, поддержал разговор Джонатан.
— Говорят, он сравнивает свою невесту с миссис Фитцгерберт.
— И, — добавил Джонатан, — это сравнение не в пользу принцессы.
— Но у него была еще и леди Джерси, сэр. Если вы спросите меня, Его королевское Величество не знает, чего он хочет.
Джонатан улыбнулся мне:
— Боюсь, что он походит на большинство людей.
— Вы правы, сэр. Я пойду на кухню помочь Матти. Она быстро все приготовит.
— Скажи ей, чтобы не торопилась.
Нам хорошо здесь.
Дверь закрылась за ним.
— Как хорошо иметь отдельный кабинет! Обычно здесь много народу. Видишь, насколько мудр я был, придя сюда.
