– Ничего, все вернется. Вот только закончишь курс с психологом, – говорила мама.
Папа ничего не говорил, как всегда. В его картине мира образоваться все должно было как-то само собой, и за это я ненавидела его больше всего. За вечное бездействие и смирение.
Меня мучила беспомощность. Во снах меня манили парящие замки, белые лебеди выгибали свои изящные шеи, рогатые корабли причаливали к щербатым берегам Ортиджии и брали меня на борт в далекое волшебное путешествие. Но днем реальность обжигала своей отвратительной близостью. Каждый стык в каменной кладке домов, птичьи крики, душная жара, вкус кофе, настолько резкий, что от него несколько секунд не можешь думать ни о чем, – они отбирали у меня силу.
Я заставляла себя работать, когда родители засыпали на скрипучем диване в гостиной. Доставала карандаши и бумагу, садилась за стол и включала настольную лампу. Часами я то заносила карандаш, то снова его откладывала, перекидывала его в другую руку, вытирала о футболку вспотевшие ладони. И ничего. Ни одной точки. Ни одной линии.
– Как часто ты раньше ощущала эти, как ты их называешь… щелчки?
– Когда как, – пожимала я плечами. – Иногда несколько раз в день.
– И каждый раз это был новый рисунок?
– Не всегда. Знаешь, когда щелчков было много, можно было их пропускать.
– Как ты думаешь, почему тебе больше не хочется рисовать?
– Мне хочется! Просто я… просто…
– Спокойно. Как ни назови, эта неспособность…
– Я способна!!!
Я рыдаю и хочу захлопнуть крышку ноутбука. Я ненавижу Веру. Ненависть огромна, она заполняет меня всю с ног до головы. Вера каждый раз бьет по самым больным местам, хочется как следует ей ответить.
Вера ждет, когда я успокоюсь. Мне кажется, что на этот раз ей жаль меня – она сочувственно смотрит и покусывает губы. Я всхлипываю все тише, сморкаюсь в салфетку.
– Кажется, надо продлить наш сеанс на десять минут, – Вера подмигивает мне и смеется, и я тоже смеюсь, слезы еще текут, но я уже знаю, что когда-нибудь я все поправлю.
– Ты ведь понимаешь, в чем причина того, что ты… – она подбирает слово поделикатнее, чтобы не пришлось продлевать сеанс еще на десять минут, ведь следующий клиент не будет ждать, – не рисуешь.
– Не знаю.
– Но что-то в голову приходит?
– Это, наверное, из-за того, что психотерапия не работает, – наблюдаю за ее реакцией. Но Вера не отбивает мою подачу, вообще не реагирует. Приходится продолжать: – Ну, это другая среда, и здесь всё по-другому. Поэтому я не могу сконцентрироваться. В Питере я рисовала, Никитин всегда говорил, что это сама атмосфера Питера помогает, или как-то так. Что чудовищ порождает сам город в моем сознании. Ну и когда я не рисовала чудовищ, он тоже что-то говорил про город, что я рисую жизнь как она есть, а здесь все другое…
– Стоп-стоп-стоп. Нина, ты утонула в объяснениях. Не пытайся мыслить логично. Скажи первое, что приходит в голову.
– Если первое, то вот. Я не рисую, потому что не могу. Потому что она вернулась и забрала у меня дар. Он появился, когда она ушла, и исчез, когда она вернулась.
Злорадствую в душе – теперь она не выкрутится вопросом «что ты чувствуешь?».
Вера не готова к такому повороту. Она несколько секунд смотрит на меня, но не находит что сказать.
– Гхм… но ты же понимаешь, что это твоя персональная реакция на стресс. Дар не может появиться или исчезнуть.
– Может быть, это все из-за магии?
Лицо Веры расплывается, утекает куда-то вправо, в глаза льется чересчур яркий свет – он то вспыхивает, то угасает, и меня снова трясет, как при землетрясении, трясет, и я падаю и вижу лицо Насти.
– Нина! Вставай, уже десять, и этот зануда меня достал!
Она склонилась надо мной и тормошит. Жалюзи открыты, в них бьет яркий солнечный свет. Начинается следующий день наших приключений.
Глава 12,
в которой читатель узнает немного о Шиллато
При свете дня домик выглядел неуютно: сложенный по углам хлам, пыльный пол и окна, грязная посуда с присохшей едой стоит в раковине и на столешнице. Ваня, засучив рукава, тер мыльной мочалкой посуду и составлял тарелки друг на друга рядом с раковиной.
– А еще он заставляет меня убираться! – пожаловалась Настя. Она застилала свою кровать ветхим покрывалом.
– Хоть что-то мы должны сделать для людей, которых обворовали? – изрек Ваня, не поворачивая головы, будто разговаривал с тарелкой, которую мыл.
– Мы утоляли голод! – возмутилась Настя, однако продолжила застилать кровать, потом подняла меня с моей и принялась за нее.
Ваня посмотрел на меня:
– Там на заднем дворе есть душ. Вода, правда, холодная, – и снова повернулся к раковине.
Я вышла через заднюю дверь. В нескольких метрах от нее стоял самодельный, прямо как у нас на даче, душ, вода нагревалась от солнца в баке наверху. Кабинка притулилась к оливковому дереву. Внутри на разъеденной временем полочке лежал крошечный кусок мыла.
Близнецы, видимо, приняли душ еще пару часов назад, потому что вода успела чуть-чуть согреться, и я успела помыться и почистить зубы холодной водой до того, как она стала ледяной. Я, как смогла, стряхнула с себя воду, натянула одежду на мокрое тело и вернулась в дом.
Настя уже лежала на кровати и залипала в телефон, Ваня ополаскивал посуду и ставил ее в шкафчик над раковиной. Я подошла к песчанкам. Они не спали, засуетились, высовывали носы через прутья клетки. Я погладила их по носам и лапкам, сжимавшим прутья.
– Насть, надо помыть клетку, – сказала я.
– Ай, – она отмахнулась и повернулась на бок, спиной к нам. – Все равно сегодня отдадим, – ответила она, продолжая пялиться в телефон.
Мы с Ваней переглянулись, он приподнял бровь, но ничего не сказал сестре.
Я открыла кухонный шкаф, пошарила в нем.
– Что ты ищешь? – спросил Ваня.
– Банку или коробку, чтобы пересадить их, – я кивнула в сторону песчанок. – Надо помыть клетку.
Мы поискали и нашли в шкафу пластиковый контейнер и плоский жироулавливатель для сковородки, весь забитый маслом, но все-таки пропускающий воздух.
– Подержи, пока я их достану, – попросила я, и Ваня держал контейнер, то и дело ловко приоткрывая жироулавливатель, чтобы я посадила в него следующую мышь. Когда все мыши переместились в контейнер, мы поставили его на пол, положили сверху жироулавливатель и для верности придавили его кофеваркой, потому что мыши стали подпрыгивать, пытаясь сбить крышку и выбраться на волю. Вид у них был грязноватый: в клетке должны были бы лежать сено или опилки, а у нас они сидели на голом полу. «В головной офис они приедут не при параде», – подумала я с сожалением. Впрочем, мы тоже прибудем туда не в лучшем виде. И кто его знает, что мы там найдем: симпатичных ученых, пустой офис или людей с руками-щупальцами?
