– Все больше страдая от одиночества. Не забудешь ли ты, как быть человеком, если оттолкнешь всех смертных в своей жизни? – Сейчас я даже не пытаюсь убедить его за мной ухаживать. Мне правда любопытно.
– Я не оттолкну тебя.
– Но когда-нибудь я умру. Состарюсь, пока ты живешь в тени.
Каллиас отшатывается от еды, которую подносил к губам, как будто эта мысль никогда не приходила ему в голову. Наконец он говорит:
– До этого еще очень долго. – Но не смотрит на меня.
Ладно. Довольно дружеской болтовни для одной ночи. Пришло время приступить к осуществлению моего плана по оказанию помощи Рубену.
– Каллиас, ты рассказывал, как притащил лягушек из озера, чтобы подкинуть в кровать учительнице.
Он озорно улыбается.
– Она была ужасной занудой.
Я оценивающе на него смотрю.
– Что? – спрашивает он.
– Да так, любопытно. А ты умеешь забирать с собой в тень только неодушевленные предметы?
Демодок покидает меня и садится возле своего хозяина, а приток крови в моей ноге наконец постепенно восстанавливается.
– А что? – интересуется Каллиас.
– Мне надо проникнуть кое к кому. Ради друга. Ты не мог бы провести меня через дверь? В смысле сквозь.
– Думаешь, я просто помогу тебе вломиться в чьи-то комнаты? В своем собственном дворце?
– Для меня? Да.
Свет танцует в глазах Каллиаса.
– Чьи покои?
– Оррина.
– Мне стоит знать, что ты затеваешь?
– Думаю, тебе было бы гораздо веселее просто смотреть со стороны.
Каллиас наклоняется погладить макушку Демодока.
– Не притворяйся, что ты выше всего этого, – добавляю я. – Я точно знаю, как тебе нравится проскальзывать в комнаты придворных. А после всех проблем, с которыми ты столкнулся в последнее время, тебе действительно не помешает немного развлечься.
Он улыбается.
– Ладно, но только потому, что это Оррин. И если тебя поймают, я буду все отрицать. Ради приличий.
– Отругаешь меня публично, чтобы простить наедине?
– Что-то в этом роде. Теперь давай пойдем, пока все еще обедают внизу.
Каллиас помогает мне встать со стула и придерживает дверь. В коридоре я замираю.
– Что такое? – спрашивает король.
– Я не знаю, где находятся комнаты Оррина.
– Хорошо, а то я бы забеспокоился. Сюда.
Я следую за ним по коридору. Вверх по лестнице. По другому коридору. Каллиас останавливается перед дверью, которая выглядит так же, как и все остальные.
– Откуда ты знаешь, где его комнаты? – спрашиваю я.
– Я все про всех знаю. Люблю понимать, откуда ждать удара.
– А самых опасных людей ты держишь ближе всего?
– Нет. – Он щелкает меня пальцем по кончику носа, прежде чем взять за руку. Каллиас оглядывается, убеждаясь, что мы одни.
И тут я чувствую, как исчезаю.
Я никогда не замечала, насколько тяжелы мои конечности, пока вдруг не осознаю их вес. Тени растекаются по моей коже, обвиваются вокруг пальцев, скользят по тонким волоскам на руках.
Я крепче держусь за Каллиаса, поскольку меня одолевает ощущение, что я уплыву и исчезну в небесах, если он не удержит меня на месте.
– Сейчас привыкнешь, – говорит он. – Теперь вперед.
Каллиас идет первым и заглядывает сквозь дверь. Убедившись, что внутри никого нет, он утягивает меня за собой.
Проход сквозь стену похож на прорезание ножом мягкого масла. Совсем небольшое трение. Почти приятное.
Итак, мы внутри.
Комната Оррина по сравнению с моими покоями кажется вычурной. Простыни и покрывала темно-синего цвета расшиты серебром.
Пытаюсь найти личные вещи и понимаю, что на самом деле их нет. Никаких семейных фотографий, никаких безделушек или статуэток – на полках даже книг нет.
Возможно, учитывая, как часто он путешествует по делам, ему нет смысла их держать.
Но потом я полностью обо всем забываю, так как понимаю, что все еще держу Каллиаса за руку.
– Что будет, – спрашиваю я, – если мы коснемся друг друга в этом состоянии?
Каллиас подносит свободную руку к губам и стягивает зубами перчатку. Затем тянется к моей щеке.
Я чувствую его пальцы, но тепла нет. Нет ощущения от прикосновения к кому-то. Это довольно жутко, на самом деле. Желать этой отдачи и не получать ее.
Даже при касании.
– Я знаю, – говорит он, читая выражение моего лица. – Ну, это тень настоящего контакта. – Каллиас наклоняется за перчаткой. – Я подожду снаружи и предупрежу тебя, если он придет. Просто постучи, если что-нибудь понадобится.
А затем выскальзывает обратно в коридор.
Я чувствую, как мои конечности возвращаются в норму, вижу, как тени исчезают.
Мне намного лучше.
Стол Оррина стоит под большим окном в главной комнате. Остальные покои состоят из спальни и туалета. Никакой гостиной, как у меня.
Я открываю первый ящик и нахожу все необходимое в одном месте.
Печать, воск и инструменты для его плавки.
Я зажигаю фитиль и ставлю над ним воск, ожидая, пока тот растает. Поскольку терпением я никогда не отличалась, то решаю порыться в вещах Оррина.
Остальные ящики стола заполнены письменными принадлежностями и некоторыми незаконченными письмами.
Еще у Оррина есть несколько сундуков и шкаф. Один из сундуков заперт.
В другом дополнительное постельное белье. В гардеробе ничего, кроме мягкой одежды в бежевых, белых и коричневых тонах.
Я смотрю на запертый сундук.
– Что же может быть внутри? – шепчу я про себя. Больше ничего в комнате не заперто. Ни письма. Ни даже ящик, в котором лежит сумка с монетами.
Проверяю вес запертого сундука. Я могу оторвать его от земли.
Он не тяжелый, весит только дерево, из которого сделан. И при этом не очень большой. Немного шире, чем мое тело.
Вернув сундук на пол, встаю и осматриваю комнату. Будь я Оррином, где бы спрятала ключ?
Снова сажусь за стол, чуть более внимательно изучая ящики.
И замечаю, что один не такой глубокий, как прочие.
Двойное дно.
Под ним бронзовый ключ.
Элиадес, ты просто дурак.
Иду назад к сундуку, облегченно вздыхаю, когда ключ спокойно входит в замок, и поднимаю крышку.
Внутри одежда, и довольно дурно пахнущая.
