Онлайн книга «Милый Ханс, дорогой Пётр»
|
– Валенсия, бледная ты. Отдохнешь, как? – Да не устала я, с чего ты? – Тогда я устала, всё. Это между собой они. И на пол прямо повалились, сели. – Спасибо, Элизабет. – Твоя всегда. Какаду, минута. Засекай. На часы всерьез смотрю: – Пошла. Сидят, ноги вытянув, и вены друг у дружки рассматривают. – Да ну, у меня хуже еще было, убрала. С хирургом повезло. – Дашь? – Твой, считай. – А как мы?.. Ты вообще где, в городе каком? Обнимаются, развеселились. Валенсия, как всегда, без улыбки, как-то у нее получается. Еще украдкой меня разглядывают и шепчутся, обсуждают, какой я. – Какаду, да ты сам колченогий! – Иди в города играть! – К нам, Какаду! Одна жизнь другую отодвинула, и главная какая, не понять уже. Ведь они еще и меня к себе затянули, за брюки стали тащить, и сложился я, на полу уже с ними, всё. И пальцем, как в гипнозе, вожу по венам Элизабет вслед за Валенсией, вот так даже. А потом еще потянули и вообще между собой положили, я и не заметил. И две женских головы вдруг с обеих сторон на груди, ладонями к себе их прижимаю. И удивляться поздно. – Вы чего это, стеснительные? – Мы того это. Мы тебя в плен заманили, чтоб не убежал. – С ума, что ли, сошли? – Сойдем, если завтра не танцуем. – Да кто ж мешает? – Ты. Вот ты. Не знал, что мы такие стали. Не ожидал. И теперь задний ход. Думаешь, как ноги скорей унести. Что, не так? И возразить не получается. – Молчи. Все равно соврешь. Знаем. Силюсь подняться – припечатывают опять к полу. Лиц не вижу, только какая разница, кто да что, если одно и то же они. – Какаду, послушай. Вот ты даже не сомневайся. Сейчас так-сяк, но мы день и ночь будем, костьми ляжем, да вот хоть здесь прямо сдохнем, понял ты? – Понял ты, что уже обратно никак, раз приехали? Значит, правда уже того… на свалку пора? А мы сможем, Какаду. Получится, обещаем. Да мы тебе клянемся, вот так даже! Прикрываю губы их ладонями, в моей еще власти. Кусают пальцы, не всё сказали. – Слышал, мы клялись? – Еще бы. – Эй, а глаза мокрые вдруг чего? – Нет. – Неужели плачешь? – Я люблю вас. Тут они замирают ненадолго. – Соврал все-таки, ха-ха. – Помните, мы вот так лежали давно? – А как же. Дуры две голые. Но это были не мы, точно. В следующее мгновение я оказываюсь на ногах, потому что они беспощадным рывком выдергивают меня с пола. Не сговариваясь, мы расходимся по углам и начинаем самозабвенно чертить на паркете фигуры. И это тоже наш разговор между собой. Вместо слов у каждого отдельная партия, своя особенная дорожка шагов, перебежек и вращений. Вот закручиваюсь в тугой спирали, лица партнерш мелькают, сливаясь в одно. Это сошлись они в объятии, и я не сразу понимаю, что нежность их смертельная, и на самом деле Элизабет с Валенсией в ненависти душат друг друга. Не веря, подскакиваю и пытаюсь разнять, но тангеры, расцепившись, приходят еще в большую ярость, просто в неистовство. Теперь они машут отчаянно кулачками, повизгивая попеременно от боли и от удачных попаданий. И еще отвратительно таскают одна другую за волосы. В конце концов перекидываются на меня и, позабыв о вражде, тоже хватают за волосы, валят на пол и топчут каблуками, причем каждая желает обязательно лично отметиться, то есть нанести свой собственный точный удар. Происходит все мгновенно, в полном молчании, я не верю. Бегут к двери. Обернувшись, Элизабет все-таки кричит Валенсии: – Я заставлю тебя улыбаться! И меня не забывает: – Это ты ей на рожу замок повесил! Рифмую в ответ поневоле: – Ты на передок себе замок! И Валенсия с проклятием успевает: – Воровка! Выскакивают одна за другой, хлопает дверь. И я, когда выходил, тоже от души хлопнул. А в “Шератоне” ночи среди ночи нет: снизу из зала музыка, по этажам полуголые тангеры с кавалерами в бабочках, всё приплясывая. И я, пока по коридору иду, между ними искусно лавирую, тоже танец. Одна чуть с ног не сбивает, без кавалера, но с подушкой в обнимку в чужой номер спешит. Сделав круг по этажу, возвращаюсь опять в репетиционную, и тут же следом Элизабет является, а за ней и Валенсия. Порознь они, но обе одинаково спокойные, с безмятежными лицами, и как ни в чем не бывало. – Кунита? С переходом в кортадо, как? И плавно в сакаду? Вспомним, рискнем? – предлагает Валенсия. – Я тоже подумала. Без куниты никак. Не перейдем. Хоть так, хоть этак, а все кунита, давайте, – соглашается Элизабет. – Вспомним, придется, – подтверждаю я. Все-таки было или нет, что друг дружку избили и меня заодно? В танце сходимся, расходимся, и опять близко, три лица стиснуты, и я смотрю, насквозь прожигаю, а в глазах тангер нежность одна. Нет, не может быть. Не было. Закончили фигуру. На месте встали и стоим, обнявшись. Шепчет Валенсия: – Не верю, что мы это сделали. Вот не верю. И Элизабет в волнении к себе прижимает: – Живые еще, живые. Дорогие мои. Ну, лиха беда начало! – Вы только не отвлекайтесь больше, – напоминаю я. – Нет, что ты! Даже не думай! Мы прощения просим! Обещаем! Чуть не плачут, растроганные. Но только разомкнули объятия, оказалось, еще сильнее во вкус вошли. – А чего вот стоим, непонятно? Дальше давайте! – требует Валенсия. Элизабет на меня смотрит: – Готов, Какаду? – Есть сомнения? Они бросаются на свои исходные позиции, только и ждали. Начинают сближение, глаза горят. И по очереди взлетают ввысь с раздвинутыми ногами, как обещано. Одна при этом стонет, другая рычит даже. Кажется, остаются под впечатлением от своих полетов, потому что разом вдруг затихают и уже в полной тишине завершают композицию на паркете. И так же без слов потом выкатываются за мной в коридор, идут по пятам, не отставая, чуть не шаг в шаг. 9 И в номер даже ко мне следом пытаются войти. Я преграждаю путь: – Э, нет. Полчаса, милые, чтоб я по вам соскучился. – У нас полчаса? – Всё про всё. И ни минутой больше. |