Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
|
Но ей тут же делается стыдно – вид у Августы сегодня какой-то особенно измученный. – Августа, что-нибудь не так? – Нет, – говорит Августа. – Нет… Ничего… Она явно мнется, потом все же решается: – Послушай, а что ты вечером делаешь? – Вроде ничего, – говорит Ленка. – Может, зайдешь ко мне? А я тебя чаем напою… Господи, да что стряслось-то? – думает Ленка. Она же замкнутая до ужаса просто. На всякий случай она забрасывает пробный камень: – А альбомы покажешь? У Августы неодолимая тяга к прекрасному, и квартира у нее забита альбомами с репродукциями. Но показывать она их не очень-то любит, потому что все так и норовят ухватить нежнейшие типографские шедевры грязными руками. – Покажу, – покорно говорит Августа, и Ленка пугается. – Ладно, – говорит она, – договорились… * * * – Печенье возьми… – Августа пододвигает Ленке вазочку. – Да я уже… – мнется Ленка. – Ничего, – говорит Августа, – бери, бери еще… Господи, думает Ленка, я же сейчас лопну. Она кидает тоскующий взгляд за окно. Море неслышно, но как-то ощутимо дышит за двумя рядами пятиэтажек, гостиницей «Ореанда» и санаторием «Жемчужина Молдавии», за перистой листвой акаций и лапчатой – каштанов, мерцающая осенняя тоска переливается в теплом сумраке… – Так я пойду? – говорит она. – Посиди еще немного, – просит Августа. – Я тебе еще Модильяни не показала… – Да я его как-то… – Ну, Матисса… кстати, ты не знаешь, говорят, с Лохвицкой какая-то странная история вышла? – Ну вышла, – неохотно говорит Ленка, перелистывая глянцевые страницы. – А что там случилось? – Да так… Вдруг Августа напряженно подняла голову и расширенными глазами уставилась во мрак за окном. – Ты что? – Ничего, – мертвым голосом произнесла Августа. И тут только Ленка услышала мягкий стук в дверь – старую поцарапанную дверь, рядом с которой торчали проволочки от вырванного с мясом звонка. – Вот, – тихо сказала Августа, – вот он. Опять. Так, значит, думает Ленка, прошлой ночью… Августа вцепилась в Ленкину руку так, что у той побелели пальцы. – Кто это? – недоумевает Ленка. – Никто… потому что… этого нет… не может быть… Не открывай! – Да я и не собираюсь. Они застыли, молча, не отводя глаз от двери. Стук прекратился… – Царапается, – шепчет Ленка. – О господи! Нет… Тихие удаляющиеся шаги, молчание. – Августа, – наконец говорит Ленка, – а что, вчера тоже… – Не было ничего вчера! – кричит Августа. – Говорю тебе, не было! Ты это… заночуй у меня, ладно? * * * – А, привет, – говорит доцент Нарбут. – Чем обязан? – Я Августу ищу. – Ленка приоткрывает дверь и боком протискивается в щель. – Августа на занятиях. А ты мне Лотмана обещала. – Будет тебе Лотман. – Ленка садится на стул с рахитичными ножками. – Я тут подожду, ладно? – Ладно. – Доцент Нарбут рассеянно складывает бумаги в стопку. – Что, опять могилки перекапывать? Говорят, на американскую клиентуру работаете… Нарбуту всегда все известно, потому что у него хорошие источники информации. Но никто не знает, какие именно, потому что он своих информаторов не выдает. – Бывает… – говорит Ленка. – И как же вы так прислонились? Наверняка та, черненькая, которая с тобой на курсе училась, а потом в Штаты дернула… Небось с ее подачи… – Если знаете, зачем спрашиваете? – Так, проверяю одну гипотезу. До чего мы докатились, а? Доцент наук могилки за эмигрантами убирает. Раньше мы были за железным занавесом как за каменной стеной, а теперь – на` тебе, пожалуйста! Любой космополит может тебя на кладбище отправить! Сходи-ка, юноша, – это он уже заглянувшему в дверь унылому студенту, – позови Пшебышинскую. – А она уже сама сюда идет, – мрачно говорит студент, – занятия отменили. – Это еще почему? – Бомбу подложили. Всеобщая эвакуация. – Бомбу, наверное, второму курсу подложили, – говорит доцент Нарбут, – у них как раз пересдача. Эй, что с тобой? Вдоль стены тянется ряд портретов – мрачные братья-близнецы в наглухо застегнутых сюртуках, последние в ряду – в пиджаках и при галстуках. – Кто это, – тихо говорит Ленка, – вон там, пятый слева? – Это… – приглядывается Нарбут, – да черт его знает, все они на одно лицо. Математики… – А, это ты, – говорит, влетая в комнату, Августа. Она уже оправилась от вчерашнего потрясения. На ней потрясающий замшевый пиджак и очень элегантная юбка. – Ты слышала про бомбу? Занятия отменили. Пошли в «Пале-рояль», там сейчас музыкальный праздник какой-то. Заодно и кофе попьем. Да что это ты, в самом деле? Ленка стоит с раскрытым ртом и тычет пальцем в табличку под портретом. – Гершензон, – говорит она. – Гершензон Моисей Самуилович. – Самойлович, – поправляет доцент Нарбут. – Один черт. Августа, говорю тебе, это он… – Брось! Мало ли в Одессе Гершензонов… – Даты… даты смотри! Все сходится! Строгий старик в ермолке укоризненно смотрит на нее. – Ты что, – спрашивает доцент Нарбут, – нашла пропавшего родственника? Ленка тихонько качает головой. – Послушай, – говорит она наконец, – а он всегда тут висел? – Не помню, – неуверенно говорит Августа, – кто же смотрит на портреты? Ленка приподнимает пыльную раму. Под ней ярко-розовый квадрат обоев. – С незапамятных времен… – бормочет она, – надо же… – Послушай, Юра, – Августа оборачивается к Нарбуту, – кто это, не знаешь? – Понятия не имею, – холодно говорит Нарбут. Ленка тянет Августу за рукав. – Выйдем… – говорит она шепотом. Они оказываются в полумраке коридора, в стрельчатое окно заглядывает зеленое дерево. – Ты чего? – спрашивает Августа. – Врет. Он знает. Он всегда все знает. – Тогда почему не говорит? Что, личность какого-то настенного Гершензона такая потрясающая тайна? Вот же он, висит на всеобщем обозрении… – Так ли уж на обозрении… – сомневается Ленка. – Что ж мы его раньше не замечали? |