Онлайн книга «Легионы просят огня»
— Мой брат служил в Паннонии, — говорю я. — Действительно. Но он командовал там двенадцатой когортой. Когортой… ауксилариев. Ауксиларии — вспомогательные войска. Обычно их набирают из союзников-федераторов. Командование когортой — один из первых шагов, чтобы получить под свое командование легион. Вся хитрость в том, что в ауксиларии не набирают римских граждан. Граждане служат в легионах, там плата выше, а служба почетней. А Самния — это полноправная римская территория. Легионер молчит. Я вижу, как в его лице сменяются выражения досады, злости… стыда. Я негромко говорю: — Вы никогда не служили с моим братом, верно, Тулий? Его лицо искажается, отчаяние. Но он усилием воли берет себя в руки. — Нет, сенатор, — он внезапно охрип. — Я стал сенатором два месяца назад, Сцева. Так что я очень молодой сенатор… но кое-что я все-таки понимаю. Вам нужны деньги? Именно поэтому вы хотите продать свою смерть? Бывший легионер делает шаг вперед, замирает. Стоит, шатаясь. Я слышу, как за стенами кабинета гудят голоса. Луций. Бывший легионер выпрямляется. Гордо. — Простите, сенатор, что отнял у вас время. Мне пора. Я смотрю, как он поворачивается и идет. Прямая спина. Бывший легионер из последних сил передвигает ноги. Как он дошел до такой жизни? Впрочем, о чем я? В Риме богатые становятся богаче, а бедные — беднее. Все просто. — Так у вас есть семья, Тулий? — говорю я в спину бывшего легионера. Он делает еще два шага, потом до него доходит. Он поворачивается: — Сенатор… — Отвечайте на вопрос, солдат! Эхо гудит в кабинете. Тулий Сцева моргает, затем вздергивает подбородок. В глазах у него блестят слезы. — Да, сенатор. Молчание. — Мне нужны птицы, Тулий. — Что? — он поводит головой, еще не веря. — Птицы, — говорю я. — Или это чересчур сложно для бывшего солдата? * * * Птицы. Я с трудом разлепляю глаза. Проклятые птицы. После смерти Виктора и нашего возвращения в лагерь я не видел ни одного воробья. Может, они сейчас заняты? Твари. Душ-то вон сколько надо перетащить в Эреб. Замахаешься крыльями работать. Клапан палатки распахивается… — Тревога! — кричит «мул». Повязка на его голове пропитана кровью. — Они прорвались! Гемы прорвались! Я вскакиваю. Сердце колотится так, что временами замирает совсем. В коленях слабость, мир кружится и норовит упасть набок. Дыхания почти нет. Встать, легат! Хватаю перевязь с гладием и выбегаю из палатки. Останавливаюсь. Мимо меня бегут «мулы». Не туда, где шум боя. В противоположную сторону. Легионер с окровавленным лицом невидяще бредет, оступается, снова бредет. Меч волочится за ним на оборванной перевязи. Кажется, «мул» совсем забыл про оружие. — Воин! — кричу я. — Ко мне! Он поворачивает голову. Во взгляде — только мутный туман, никакой мысли. С этим солдатом все кончено. «Мулы» бегут. Я кричу: стоять! Бесполезно. Тит Волтумий оказывается рядом со мной. За собой он тянет аквилифера, орлоносца. В руке у того знакомое древко. Орел! Закрытый кожухом, орел Семнадцатого легиона почти незаметен на сером фоне неба. — Снимай! — командует центурион. — Ну! Живее! Аквилифер наконец понимает, чего от него хотят. Опускает древко на колено, быстро освобождает орла из кожуха. И снова поднимает его. Упирает древко в землю. Золотой орел Семнадцатого Морского смотрит с высоты. На свой лагерь, на своих детей… Гордо смотрит. Реет над Германией. «Мулы» вдруг начинают останавливаться… Некоторые с недоумением вертят головами, словно не понимая, где оказались и что с ними. Смотрят на орла, словно видят его впервые. — Воины! — кричу я. — Ко мне! — Стройся! — кричит Тит Волтумий хрипло и мощно, — Что встали, сукины дети?! Стройся! Я выхватываю щит у растерявшегося легионера, встаю рядом с Титом Волтумием. Мы стоим плечом к плечу — двое. За нашей спиной — орел легиона. А мимо нас бегут «мулы». Что ж… неплохой финал для моей карьеры легата. Появляются гемы. Бегущий первым германец вскидывает руку с копьем. Я вижу длинный железный наконечник. Тусклый блеск. Фрамея, вспоминаю я название. Острие в чем-то буром… Германец кричит и бьет. Бух! Я едва успеваю вскинуть щит. — Делай, как я! — командует Тит и делает шаг. Бух! Ударом щита сбивает гема с ног. Коли! Коли! Коли! Тит делает еще шаг и точным движением втыкает в лежащего гладий. Заученным движением отступает на место, в строй. Раз, два. Выпрямляется. Мы снова стоим вдвоем — щит к щиту. — Баррра! — Ко мне! — призывает Тит Волтумий. — Ко мне! Стройся! Орел! Орел! Семнадцатый! Морской! — Морской! — ору я. — Ко мне! Долгое мгновение я думаю, что получиться. Но потом вижу — нет. Ничего не вышло. Тогда я делаю шаг вперед. Поднимаю гладий над головой. — Легат, назад! Осторожно! — кричит Тит. — Это мой меч, — говорю я. — Слышите! Тит, помоги мне! Центурион медлит, затем кивает. — ЭТО МОЙ МЕЧ, — гремят голоса единым, слитным потоком, словно некий великан пробует силу голоса. — ОН ТАКОЙ ЖЕ, КАК ДРУГИЕ МЕЧИ, НО ЭТОТ МЕЧ — МОЙ. Я БУДУ УБИВАТЬ ИМ СВОИХ ВРАГОВ. Выстраивается ряд, другой. Вот уже центурия в полном составе. Семнадцатые, восемнадцатые, девятнадцатые… все вперемежку. «Мулы» очнулись. Теперь мы можем драться. Мы деремся. Мы наступаем. Мы убиваем своих врагов. Но положение наше незавидное. Гемы прорвались в лагерь, и их намного больше, чем нас. — Мой меч — это мой брат, — говорю я устало. — По центуриям, по манипулам — стройся! — командует Тит. — Подровнять ряды! «Мулы» становятся. Ровняют ряды. От вала с западной стороны, который гемы забросали связками хвороста, к нам приближается волна цветных щитов. * * * Палящая, невыносимая, душная жара легла на город, придавила его к земле всей своей тяжестью. Мраморные колонны скрипят по ночам, словно на них давит нечто громадное. |