Онлайн книга «Мечты темнокожей девочки»
|
говорится… Я утешаю себя надеждой, что придет время и я наконец смогу рассказать свою историю полностью, и выступать стоя, и говорить обо всех моих лошадях и коровах столько, сколько надо, а не жалкие шесть минут! Первая книга Их всего семь, в основном хайку, но есть и стихи. Маловато для книги. Но я разрезаю страницу на маленькие квадратики, скрепляю их скобками и пишу на каждой маленькой страничке по стихотворению. А на первой — «Бабочки, автор Жаклин Вудсон». Вот и готова книга о бабочках. Магазин скидок Джона Весь наш дом ходит за покупками в магазины на Никкербоккер-авеню. Там есть пиццерия, где можно съесть кусок пиццы за семьдесят пять центов. Есть магазин мороженого, где рожок стоит четверть доллара. Есть магазин «Обувь Фабко» и салон красоты. Есть магазин дешевых товаров «Вулворт» и магазин скидок Джона. Долгое время я обхожу «Вулворт» стороной. – В Гринвилле там не позволяют темнокожим сидеть у стойки, – жалуюсь я Марии. – Так что денег от меня они не дождутся! Поэтому мы с Марией идем в магазин скидок Джона, где три футболки стоят доллар. Мы покупаем по набору из нежно-розовой, желтой и небесно-голубой и каждый вечер договариваемся, как одеться. – Завтра надень желтую. И я тоже, – говорит Мария. И весь год мы одеваемся одинаково, в таком виде прогуливаемся по Мэдисон-стрит туда-сюда и ждем, когда кто-нибудь спросит: – Девчонки, вы сестренки? А мы в ответ улыбаемся: – А что, разве по нам не видно?! Новая девочка А потом однажды в наш дом переезжает новая девочка по имени Дайана и становится нашей с Марией Второй Самой Лучшей в Мире Подругой. И хотя мама Марии знала маму Дайаны еще в Пуэрто-Рико, Мария обещает, что Дайана не станет для нее мэс мехор амига – лучшей подругой, чем я. Но в дождливые дни, когда мама не пускает меня на улицу, я вижу, как они, взявшись за руки, бегут за сладостями в магазинчик за углом. В такие дни мир кажется серым и холодным, под стать погоде за окном, и как тут не думать, что новая девочка мэс мехор, чем я. Как тут не думать, что дни, когда я была для Марии лучшей подругой навеки, сочтены. Пастелес и пернил Во время крестин братика Марии, совсем крошечного, одели в белое кружевное платьице. По всему платьицу булавками приколото так много двадцатидолларовых купюр, сложенных веером, что малыш напоминает бело-зеленого ангела. Мы с Марией стоим возле его колыбельки и подсчитываем, сколько конфет можно было бы накупить всего на один такой веер. Но мы знаем, что Бог все видит, и даже пальцем не прикоснемся к деньгам. На кухне в духовке запекают пернил, вкусный запах витает по всему дому, и Мария говорит: – Ты непременно должна съесть хоть кусочек. Но мне нельзя есть свинину. Лучше дождусь, когда будут раздавать пастелес — те, что с цыпленком, которые мама Марии делает специально для Джеки, ми айхада. Дождусь, когда смогу снять пергамент с покрытого тертым зеленым бананом мяса, отломить маленький кусочек пастелес, почувствовать, как он тает во рту. – У моей мамы самые вкусные пастелес во всем Бруклине, – говорит Мария. И я соглашаюсь, хоть и не пробовала ничьих других. Если в какой-то квартире запахнет пернил и пастелес, мы знаем, что там праздник. Сегодня праздник в доме Марии. Громко играет музыка, на столе большой торт, а пастелес, которые мама Марии готовила три дня, получились ну просто пальчики оближешь. Как только взрослые начинают танцевать меренгу, мы берем еду и идем на крыльцо. Проходя через гостиную, наблюдаем, как женщины приподнимают свои длинные платья, так что становятся видны быстрые движения ног, как мужчины хлопают в ладоши и выкрикивают: «Байла! Байла!» Когда я спрашиваю Марию, где Дайана, она отвечает: – Они придут позже. Это все только для нашей семьи. Она снимает с пернил хрустящую корочку и начинает есть свиную лопатку с рисом и бобами. Мы держим тарелки на коленях, стараясь не уронить, рядом стоят стаканы из толстого мальтийского стекла, и еще долго никто из нас не произносит ни слова. – Да, – в конце концов говорю я. – Это только для нас. Для нашей семьи. Ругательства Мы хорошие дети. Соседи постоянно говорят нашей маме об этом, уверяют ее: – Ваши дети самые вежливые. Слова дурного от них не услышишь. И это правда – мы всегда говорим «спасибо» и «пожалуйста». Мы не кричим. Мы всегда смотрим взрослым в глаза, когда спрашиваем: «Как поживаете?» Опускаем головы во время молитвы. Мы совсем не умеем ругаться, а когда пытаемся произнести бранные слова, в наших устах они звучат неуклюже, будто малыш учится говорить и путает звуки. Дома нам запрещено произносить слова вроде «дурак», или «тупица», или «придурок», или «блин!». Нам запрещено говорить: «терпеть не могу», или «сдохнуть можно», или «меня от тебя тошнит». Нам запрещено закатывать глаза и смотреть в сторону, когда мама разговаривает с нами. Из-за слова «задница» мама однажды на целую неделю запретила брату гулять во дворе после школы. Когда мы с друзьями и на кого-нибудь злимся, мы шепчем: «Ну ты и болван», а наши друзья смеются и сыплют ругательствами, как из пулемета, без запинки произнося каждое слово, будто умеют ругаться с самого рождения. Они пытаются научить и нас, дразнят: – Просто возьми да скажи! Но мы не можем. Даже когда пытаемся, слова застревают в горле, как будто мама стоит рядом |