Книга Пока любовь растворяется в воде, страница 58 – Фульвио Эрвас

Прислонившись к открытой дверце холодильника, Стуки вдруг вспомнил о скелете с врожденной шестипалостью и отсутствующими ступнями. И, будто этого было недостаточно, ему пришла на ум Аиша. Инспектор откупорил бутылку пива, потом еще одну. Сегодня ему это было просто необходимо. Ясновидящая, антимама.

Вероника с Сандрой несколько раз перечитали фотокопии предполагаемой записной книжки Аличе Бельтраме, но так ничего и не вспомнили. Пока ничего. Возможно, речь шла о слишком важных мужчинах, недоступных для сестер из переулка Дотти, даже если им, как Стуки точно знал, в свое время приходилось вращаться в определенных кругах. Соседки пообещали, что наведут справки, и это обнадеживало. Впрочем, десять лет в мире любви и привязанностей — весьма большой срок. Даже воспоминания о невероятно красивых женщинах и мужчинах со временем тускнеют.

Еще инспектор Стуки спросил сестер, что, по их мнению, может означать фраза «любовь растворяется в воде».

— Любовь есть любовь! — ответили женщины хором.

Ну и как это понимать? Антимама.

Стуки достал из кухонного шкафа пачку спагетти. Подумав немного, он вытащил из нее одну спагеттину и раскрасил ее красным фломастером. В сопровождении верного Арго полицейский направился в спальню, положил тонкую красную палочку на середину прикроватной тумбочки и высыпал на нее все оставшиеся в пачке спагетти.

«Вот так задачка!» — сказал себе инспектор. Он посмотрел на пса, который, как показалось Стуки, улыбнулся ему в ответ.

— Арго, как ты считаешь, это скелет Бельтраме?

Инспектор ясно увидел, что собака смеялась.

Любовь растворяется в воде. Как сахар, как соль. В отличие от нитей пауков и тутовых шелкопрядов. Шелковая нить мне нравится больше. Паутина становится смертельной ловушкой для любого, кто верит, что может ходить по ней или использовать ее в качестве качелей. Тутовый шелкопряд из шелковых нитей плетет свои коконы: шершавые крохотные кабинки, в которых куколка может раздеться, не привлекая нескромных взглядов, и облачиться в одежду бабочки. Это своего рода матка, окутывающая метаморфозу. Возможно, поэтому пластический хирург казался мне похожим на личинку тутового шелкопряда.

Об этом говорили его изумительно красивые губы. Природный дар, как утверждал хирург. И действительно, его собственные губы не казались надутыми и застывшими, как те, которые он без устали накачивал в клинике пластической хирургии. Я представляла себе, что он действует не руками, а губами, как личинка тутового шелкопряда, выпускающая изо рта шелковистую слюну, когда трудится над созданием места своего возрождения.

Не утруждая себя излишней деликатностью, он предложил подправить мои губы, вероятно полагая, что каждый должен кусать или сосать мир губами, упругими как клубника. Я же считаю, что достаточно иметь две розовые поверхности — главное, чтобы они были живыми и подвижными, с линиями разломов, которые напоминают трещины земли и выражают жизнь эмоций и дрожь страстей.

— Не вижу в этом необходимости, — ответила я, целуя его так, чтобы он смог почувствовать разницу между живыми губами и силиконовыми контейнерами.

Казалось, хирург лишился последних сил, настолько широко он распахнул глаза, задрожал и воскликнул испуганно:

— И что теперь?

— Я заберу тебя с собой, — прошептала я, имея в виду постель, встречу, любой угол, где он мог бы отложить в сторону скальпель, не опасаясь, что изъяны мира возьмут над ним вверх.