Книга Стамбульский ветер, страница 50 – Алеся Кузнецова

Я вдруг поняла как именно она смотрела на фотографии на моего сына. Я хорошо знала этот взгляд. Сама не раз ловила его у себя, спохватившись и заметив в висящем в комнате зеркале. Я сама иногда смотрела на сына так, когда замечала в нем черты того, о ком боялась двадцать лет даже думать. Ее трепет был не в том, что к ее внуку приехал друг из Москвы. А в том, что Тимур напомнил ей кого-то… и она боялась к нему прикоснуться, словно он мог исчезнуть и раствориться, словно призрак в дымке. Она смотрела как будто хотела сохранить увиденные в нем черты, которые когда-то уже любила.

А что если Тимур и Мэт зря изучали биографию моего отца с таким пристрастием, и мучали деда Матвея из Новогрудка расспросами о прошлом?

Меня буквально колотило от мыслей, поразивших самое сердце. А что… если общей для них была бабушка? И именно в этом пряталась отгадка, почему в тесте Тимура рядом с восточной кровью оказалась славяно-балтская, присущая многим белорусам? Что если я сейчас смотрела на фотографию настоящей матери Эмина? А значит и бабушки Тимура. Настоящей матери, которую Эмин искал всю жизнь. Которую считал умершей. Могла ли правда оказаться такой сложной и как такое вообще могло бы случиться? Могла ли эта женщина из белорусского городка быть связана с маленькой восточной страной, затерянной среди гор и песков, где родился Эмин? Кто тогда Сесиль, танцующая француженка, погребенная под парижскими акациями?

Прошло пятнадцать минут. Я сидела, не двигаясь, и слышала как стрелка часов, висящих над дверью, отмеряет секунды. Только экран передо мной тускло светился фотографией, которую я уже, наверное, знала наизусть. Взгляд Тимура. Свет на его лице. И глаза Елены Васильевны, в которых пряталась история, которую я еще не понимала, но считывала, словно у боли свой персональный код или шифр и ее можно вот так легко понять с фотографии. Осознавала ли эта женщина с такими светлыми глазами сама что-то?

Я вдруг опомнилась и заметила, что наступил момент абсолютной тишины. И Эмин больше не писал.

Я посмотрела на верхнюю часть экрана: «Просмотрено. 15 минут назад».

Почему он не отвечает?

Сердце екнуло. Может быть, у него отключился интернет? Может зашел сосед за чем-нибудь, хотя я не знаю, принято ли у них в принципе заходить. А может, он просто смотрит в экран, так же, как и я – с онемевшими пальцами и дыханием, которое не возвращается?

Может быть, он все понял. Или наоборот … ничего не понял и спокойно пошел заварить себе кофе, который пил, как и я, без сахара. А может он понял слишком много и сейчас сидит и смотрит на фотографию, хмуря брови. Хмурит ли он их по-прежнему так, как делал это двадцать лет назад? Забрасывает ли он при этом ногу на ногу и наклоняется ли, опираясь на локоть в моменты особого напряжения, когда пытается собрать сложный пазл воедино? Я так отчетливо помнила каждый его жест, что это пугало.

И тут экран мигнул. Сообщение. Я не сразу решилась прочитать. Будто на этом решался исход моей жизни.

По позвоночнику снова пробежала ледяная дрожь и я открыла сообщение Эмина. «Я смотрю… и не могу перестать. Прости, что молчал. Мне нужно было немного времени. Просто… я немного шокирован. Твой сын похож на меня, Даша. Похож. И в то же время – совсем другой. Это может быть паранойя, но я нашел у себя старую фотографию, где стою почти в такой же позе примерно в этом возрасте. Мне ведь не показалось? Между нами, правда, есть сходство?»