Книга Стамбульский ветер, страница 83 – Алеся Кузнецова

Я лежала и прислушивалась к звукам нормальной жизни. Когда люди вместе, когда они доверяют друг другу. Но где-то внутри меня застыло иррациональное предчувствие чего-то дурного. И даже приглушенный смех молодежи не смог меня убедить в том, что все хорошо. Минут через десять не в силах справиться с необъяснимой тревогой, я накинула халат на плечи и вышла тоже на кухню.

В квартире запахло поджаренным хлебом. Когда я вошла, Милена стояла у плиты и оживленно что-то рассказывала моему сыну, перебрасывая яйца со сковородки на тарелку. Тимур сидел за столом, чуть улыбаясь кончиками губ. Он уже успел побриться и выглядел бодро, но взгляд был не такой как раньше. Я понимала, что он по-прежнему мыслями в своем открытии, и оно не отпускало его даже во сне.

– Доброе утро, – сказала я, стараясь говорить как обычно, словно ничего не случилось.

– О, здравствуйте! – Милена повернулась. – Я не разбудила вас? Вчера заболтались с подружкой, не дозвонилась Тимуру, и решила не ехать так поздно через город. Мало ли что. Подумала, что ты, Тима, не станешь возражать, я помню, что ты всегда за разумный подход во всем, – она послала моему сыну улыбку и я подумала, что меня перестало смущать эта старнная форма имени моего сына.

– Дарья Олеговна, а может и вы хотите тосты? – она говорила быстро, живо, с легкой светской интонацией. На ней по-прежнему была та же одежда, что и вчера, но волосы были чисто вымыты и собраны в небрежный хвост. Она мне показалась какой-то другой, чем обычно. Хотя я не исключала, что за эти дни и ночи другой как-раз-таки стала я сама.

– Все в порядке, – ответила я, присаживаясь к столу. Поем позже. Как Ксюша?

– Отлично. Вы не поверите, она выходит замуж! – Милена рассмеялась и закусила губу. – Мы полночи болтали. У нее, конечно, заморочки, как у всех, но я за нее очень рада.

Я кивнула. Внутри что-то отозвалось, как будто я слушаю реплику, которую уже где-то слышала. Может быть, в каком-то фильме. Она как будто ждала этого вопроса и поэтому так быстро и радостно ответила. Неужели это теперь мой крест? И я буду сомневаться теперь в каждом лишь на основании того, что столько лет привыкла жить во лжи? Но мне правда показалось, что фразы и интонация были слишком гладкими. Чересчур органичными. А настоящая радость, настоящая близость – они всегда чуть-чуть неловкие, немного кривоватые, как сама жизнь.

Тимур допивал чай и что-то листал в телефоне. Было видно, что он не до конца здесь. И Милена это чувствовала.

– Тима, ты с нами?

– Извини, Милена. Переписываюсь с Мэтом. Он в шоке от той правды, свидетелем которой я стал вчера.

На секунду она застыла. Рука с чайником повисла в воздухе, как будто тело не успевало за привычными действиями. Тимур был сосредоточен на переписке, но мне показалось странным, что Милена была такая сдержанная, словно старательно контролировала каждое свое движение. Я проследила глазами за движениями ее рук и словила себя снова на мысли, что она наливала чай как-то медленно, слишком аккуратно, будто старалась не расплескать и жидкость, и что-то внутри себя. Я заметила, как она поставила чашку – бесшумно, с избыточной осторожностью. Как ставят хрупкие вещи в доме, где не хочется разбудить кого-то. Или что-то.

На кухне пахло тостами, кофе и вдруг мне показалось что я услышала нотку чужого парфюма. Не того, что я привыкла чувствовать от Милены. Вскользь, как намек. Возможно, у меня обострилась чувствительность или просто началась паранойя. Я боялась, что скажу что-либо лишнее, не сдержусь и разрушу счастье сына. Но ничего не могла с собой поделать.