Онлайн книга «Дохлый таксидермист»
|
Я кивнул, медленно встал с поднятыми руками, обошел стол, и Вася приставил пистолет к моему боку. Пока мы шли до двери, у меня было время подумать, что делать дальше — и я бездарно потратил его на рефлексию. — Думаю, это все же к вам. Насчет последней просьбы вы знаете. — Я не собираюсь просить за вас прощения у Дзержинского, унесите это с собой куда вы там попадете, — вполголоса огрызнулся бывший помощник. Я пожал плечами, не собираясь унижаться, повернул ключ в замке и толкнул дверь. * * * 29.08.1942. Москва, Квартира в ведомственном доме НКВД СССР на ул. Петровка. А. Васильченко. Дверь в квартире открывается наружу, в подъезд, и это не очень удобно. Мне приходится конвоировать Ганса, уперев ему в бок парабеллум, и следить, чтобы усатый фриц ничего не выкинул. А он может. Хуже него только другое начальство, которое он так несвоевременно вычислил. Только надежды на то, что это самое начальство как раз стоит за дверью, чтобы помочь мне расправиться с Гансом, исчезают с каждой секундой. У нас был канал связи через записки, я описал ситуацию и оставил в заранее условленном месте, но… Но. Ганс чуть-чуть приоткрывает дверь, заглядывает в щелочку: — Что вы тут делаете?.. Задерживаю дыхание, прислушиваясь. Ганс бы не удивлялся, окажись за дверью мой дорогой заказчик. Так что ничего хорошего я не жду. Прогноз оправдывается — я, кажется, слышу голос Евгения Петрова: — Открывайте, Ганс! Ловлю на себе вопросительный взгляд усатого криминалиста. Киваю. Пусть открывает. Убираю пистолет от его бока и на секунду позволяю себя помечтать, что это галлюцинация. Нет. Стоит, падла, на лестничной клетке, моргает. Спокойный такой, безоружный, без пальто даже, а под свитером защитный нагрудник не спрячешь. В глазах нет страха, только усталость, и я почти читаю «как же мне надоели эти маньяки». Вот что нужно этой сволочи? Что?! Он преследует меня, да? Ну, почему я не пристрелил его на набережной Яузы?! Пару часов назад я мог убить его вместе с соавтором. Может, это и стоило сделать, не знаю. Я растерялся. Сначала когда Ильф упал в реку и Петров полез его доставать, а потом когда я подошел посмотреть, как там они. Ильф тогда его гладил, успокаивал, как ребенка, а на меня смотрел так, будто я стал свидетелем чего-то глубоко личного. И от всей этой сцены мне стало стыдно и немного жутко. Я мог застрелить журналистов еще тогда, но вместо этого предпочел уйти. Но кто же знал, что Петрова принесет к Гансу?! — Товарищ Васильченко… — тихо говорит журналист, когда я открываю дверь. Он не заходит в квартиру, просто стоит на пустой, залитой солнечным светом лестничной клетке с поднятыми руками и смотрит на нас с Гансом. И в этом его спокойствии есть что-то до невозможности странное. Ну, кроме того, как можно было купиться на этот дешевый цирк возле Яузы. — Ну чего вы опять лезете, а? — не выдерживаю я. — Все-таки хотите, чтобы я вас пристрелил? — Простите, но вы не сможете, — с усталой улыбкой отвечает Петров. — Это не вписывается в вашу схему. Какого черта! Перехватываю Ганса за шиворот, перевожу парабеллум на журналиста: — Вы попрощались с соавтором? Петров опускает глаза, и я невольно следую за его взглядом… напряженно молчащий Ганс, лестничная клетка, солнечные лучи сквозь окно, тени… Проклятье! Тени! Стреляю, но Ганс хватает меня под руку, сбивая прицел, Петров бросается в сторону, крики, кто-то дергает дверь, еще выстрел, вниз… |