Книга Красные скалы английской Ривьеры, страница 85 – Хельга Мидлтон

– Зачем ты отравил мою собаку?

– Какую собаку? – Его изумление было абсолютно искренним. – У тебя есть собака?

– Была.

Наступившую тишину, как тем самым ножом, что лежал между ними, прорезали звуки полицейской сирены. Машины приближались. Вой становился все громче, все пронзительнее.

Джонатан первым дотянулся до ножа и сделал выпад через стол, пытаясь дотянуться до Эйлин. Она не отступила, а вместо этого сделала шаг в сторону. Не ожидая такого маневра, Джонатан на секунду потерял равновесие и упал ничком на стол. Его рука с ножом была протянута вперед. Эйлин, воспользовавшись моментным замешательством, одним прыжком обогнула край стола и оказалась возле холодильника. Она протянула руку к ключу, сдернула его с крючка…

Почти одновременно с этим послышались быстрые, уверенные шаги, резкий настойчивый стук у входной двери и громкий женский голос:

– Полиция! Я вхожу! Всем оставаться на своих местах!

Дверь распахнулась. В проеме появилась фигура с черным шаром вместо головы и в черном оперативном костюме. Руки девушки были вытянуты вперед. Зажатые в них пистолет и фонарик поверх него закрывали и без того невидимое из-за шлема лицо. У нее за спиной стояли еще двое полицейских. Их черные силуэты на фоне всполохов синих огней казались картонными декорациями.

Позже, когда Оливия опять и опять расспрашивала Эйлин про это приключение, та не могла ответить, какое из шестых-седьмых-восьмых чувств подсказало ей, что ключ, который она сорвала с вешалки-подковы, и есть тот самый. Ключ к разгадке. И еще одно… Она знала, что должна найти Лиз до того, как это сделает полиция.

Эйлин толкнула заднюю дверь, и по помещению бывшей конюшни побежал сквозняк, как бы подталкивая Эйлин в спину. Джонатан обернулся на скрип двери.

– Где она?

Он кивнул в сторону заднего двора.

– Нож! Брось нож! Руки за голову! – слышалось у Эйлин за спиной.

Дверь в амбар открылась почти бесшумно. Эйлин ожидала, что там будет темно и сыро. Еще почему-то – она сама не знала почему – клише картины стокгольмского синдрома стояло у нее в голове, пока она пересекала двор. Она ожидала увидеть там еще и детскую кроватку с малышом. Ведь за столько лет не могла же Лиз не забеременеть.

На деле все выглядело совсем не так.

То, что когда-то было мастерской художника и, по представлению Эйлин, должно было быть заляпано краской и завалено кусками засохшей глины или алебастра, на самом деле было превращено в уютную студию. У входа даже стояли ящичек биотуалета и ширма, за которой просматривался электронагреватель воды и кронштейн с душевой насадкой.

В остальном комната была обычной гостиной: диван, два кресла, стеллаж с книгами, на стене напротив дивана плоский экран большого телевизора. Что особенно бросалось в глаза, так это обилие ламп и торшеров. И тем не менее только один из них был зажжен, погружая все остальное пространство комнаты в глубокий полумрак. Оба окна хоть и располагались в задней стене амбара и выходили на высокую зеленую изгородь, тем не менее, были закрыты плотными жалюзи.

Эйлин в первый момент показалось, что в комнате никого нет, но мерцание телевизора и тихий голос с дивана «Кто там?» заставили ее пройти вглубь. На диване, скрестив и поджав под себя ноги, сидела молодая женщина. Руки без колец и маникюра спокойно лежали у нее на коленях. Длинные, темные, почти черные волосы закрывали пол-лица. Создавалось впечатление, что она медитирует. Эйлин обернулась на телевизор. Там шел фильм «Один дома».