Книга Глубокие тайны Клиф-Хауса, страница 118 – Хельга Мидлтон

– Имитация смерти, кража документов умершей с целью фальсификации своих паспортных данных, незаконное присвоение тела новорожденного ребенка – все это, мисс Батлер, не просто «некрофилия», это истолковывается как нарушение закона. А в совокупности – как серьезный криминал. Вы – профессиональная преступница, мисс Батлер.

Констебли встали по обе стороны женщины, готовые сопровождать ее к машине.

Джим сухо кивнул оставшимся.

– Хорошего дня, господа!

Проводив глазами конвой, Патрик обернулся к Эйлин.

– Надо бы добавить имя на могильный камень. Ты подумала, как назвать малыша?

– Да. Пусть будет просто The Boy.

Вернувшись домой, Эйлин вдруг почувствовала страшную усталость. Ноги подкашивались, плечи ссутулились. Руки как плети повисли вдоль туловища. Она поднялась в свою комнату, кажется, впервые в жизни держась за перила лестницы. Все, на что хватило сил, – это сбросить с ног туфли и расстегнуть молнию на джинсах. Она упала на постель. Несмотря на почти жаркий июльский денек, ее трясло в ознобе.

«Только заболеть не хватало, – подумала она, глядя сквозь смыкающиеся ресницы на доску над рабочим столом, – хотя теперь уже можно. Дело закрыто. Сейчас посплю, а потом все уберу. Надо бы в „Митчелл и Митчелл“ заехать. Что-то давно они меня не приглашали. Может, меня уже и уволили, а я и не заметила».

Она из последних сил дотянулась до пледа, висевшего на спинке кровати, натянула его по шею, свернулась калачиком. Последним ощущением, вернее, не ощущением, а желанием, прежде чем она провалилась в сон, было желание почувствовать рядом с собой теплое дыхание мужчины. Она даже себе не смела признаться в том, что это был не Стив и не какой-то там абстрактный мужчина. Это был тот, кто несколько дней назад провел с ней здесь, в этой самой постели, целую ночь, – детектив-инспектор Джим Хикманн. Разве она не запретила себе о нем думать раз и навсегда?

Сон был светлым, воздушным, совсем не таким, какие обычно ей снились.

Сад был украшен флажками и шарами. Столы под зонтами и складные стулья рядом с ними расставлены тут и там. Легкий морской бриз приподнимал края бумажных скатертей, и те надувались, как паруса яхт, качавшихся на волнах спокойного летнего моря.

В ожидании угощения дети бегали вокруг столов. Мальчики постарше у самого края обрыва запускали воздушного змея, и он парил разноцветным ястребом над морем и белыми точками лодок, как бы высматривая, какую из них утащить. Эйлин с замиранием сердца гнала свой первый в жизни – еще трехколесный – велосипед по дорожке через сад туда же, прямо к обрыву.

Там, где тропинка заканчивалась, стоял отец. Его лицо было закрыто камерой. Он снимал веселье ее дня рождения, стараясь поймать в кадр счастливое личико дочки. Ветер вздымал ее каштановые кудри. Она отчаянно нажимала звонок на руле велосипеда, тот тренькал. Гости расступались. Дорожка была свободна. Фигура отца приближалась. Вот он тоже отступил в сторону, уступая ей дорогу… к обрыву. Велосипедный звонок тренькал и тренькал.

Эйлин, все еще во сне, протянула руку и нащупала телефон.

– Да, я вас слушаю, – сонно ответила она.

– Девочка моя, извини, что побеспокоил, ты, наверное, уже спишь.

Эйлин, услышав голос викария, моментально села в кровати. В комнате было темно. Она дотянулась до ночника и отодвинула от лица телефон. 22:32. Она огляделась. Удивилась, что спит одетой.