Онлайн книга «Позвольте представиться!»
|
– Скверное дело случилось, – сказал губернатор, обратясь ко мне. – В Рахманах бунт. – Как бунт? – Да вот читайте. Губернатор подал мне с конторки бумагу, полученную им за обедом. Это было донесение к-ского исправника, писавшего, что вчера «рахманские мужики взбунтовались против своего управителя, сожгли его дом, завод и мельницы, а самого управляющего избили и выгнали вон». – Я сейчас посылаю вас в Рахманы, – сказал губернатор, когда я пробежал донесение исправника. – Сейчас получите открытое предписание к инвалидному начальнику, берите команду; делайте что нужно, но чтоб бунта не было и чтоб виновные были открыты. Собирайтесь скорее, чтоб к утру быть на месте и идти по горячим следам. – Позвольте мне не брать команды, – сказал я губернатору. – Я там всех знаю и надеюсь без команды исполнить ваше поручение: команда мне только помешает. – Это как знаете, но про всякий случай возьмите предписание к инвалидному начальнику. Я поклонился и вышел, а через четыре часа уже пил чай у к-ского исправника, с которым должен был вместе ехать в Рахманы. От города К. до Рахманов всего верст пятнадцать, и мы приехали туда ночью. Остановиться было негде. Управительский дом, контора, людская, прачечная, мастерские – все было сожжено вместе с заводом и мельницами, и по черным грудам теплого пепелища еще кое-где вились синие струйки дыма от тлеющих головней. Поместились в избе у старосты и послали за становым. Утром ранехонько прибежал становой и привез с собой рахмановского мужика, Николая Данилова, взятого им вчера под арест по подозрению в поджоге завода и в возмущении крестьян к бунту. – Что ж вы узнали? – спрашиваю я станового. – Поджог был-с. – Отчего вы это думаете? – Загорелись ночью нежилые строения, и все сразу. – Кого же вы подозреваете в поджоге? Становой развел руками с выражением полнейшего недоумения. – По какому поводу вы арестовали этого мужика? – Николая Данилова-то-с? – Да. – Да так. Он был наказан в этот день Деном, грубил ему и к тому же ночью оставался у завода, который почти прежде всего вспыхнул. – И только? – Да, только-с. Других указаний нет. Мужики все запираются. – Вы допрашивали кого-нибудь? – Делал дознание. – И ничего не узнали? – Ничего пока. Вошел староста и остановился у порога. – Что скажешь, Лукьян Митрич? – спросил я. – К твоей милости. – То-то, почто к моей милости? – Мужики собрались. – Кто ж тебе приказывал их собирать? – Сами собрались; хотят с тобой гуторить. – Где ж они? – Да вот туточка. Староста указал на окно. Против окна стояла огромная толпа крестьян. Были и старики, и молодые, и середовые мужики; все стояли смирно, в шапках, у некоторых были палки. – Ого! сколько их, – сказал я, сохраняя все возможное спокойствие. – Вся отчина, – заметил староста. – Ну поди, Митрич, скажи им, что сейчас оденусь и выйду. Староста ушел. – Не ходите! – сказал мне становой. – Отчего? – Долго ль до греха. – Ну, уж теперь поздно. Избяная дверь не спасет: если пришли недаром, так и в избе найдут. Надел я шубу и вместе с исправником и с становым вышел на крылечко. Толпа зашаталась, шапки понемногу стали скидываться с голов, но нехотя, не разом, и несколько человек в задних рядах вовсе не скинули шапок. – Здравствуйте, ребятушки! – сказал я, сняв шапку. Мужики поклонились и прогудели: «Доброго здоровья!» |