Книга Отец на час. Работает спецназ, страница 96 – Лина Коваль

- Вот этого не надо, - воздух рукой разрубаю. - Щас запрещёно!...

Склонившись над полусидящим-полулежащим Побединским, разматываю тряпку и аккуратно ее приподнимаю. Фиксирую ногу под коленкой, чтоб не дернулся, а он и не думает вроде. Терпит.

Рана действительно глубокая, ещё и рваная.

От пальцев до самой лодыжки расхерачило и уже потемнело.

- Сухожилия-то не повредил? Идти сможешь? - прищуриваюсь, разминая пятку.

- Ай.…

Леон стискивает зубы и смотрит мне в глаза. Повзрослел за лето, наглость с лица спала и щеки заодно увела.

Худой, как велосипед, стал, на папкиных-то харчах.

- Вроде могу, - пожимает плечами. - Сюда же как-то дошел.

Кивнув, пристально оглядываю остальных пацанов.

Кроме комариных укусов, ничего не замечаю. Свою ветровку с капюшоном отдаю самому мелкому. Судя по тому как трясутся - замерзли все трое, поэтому выбираю по возрастному принципу. Чтоб честно.

- Пойдемте уже. До машины часа три топать. Тебе - все пять, - обращаюсь к Леону. - Что вам в лагере-то не сиделось?... Гамадрилы...

- Устали отжиматься, - расстроенно делится рыжий. - Ещё и бегать заставляют.

- Пот экономит кровь - истина такая военная, - запечатываю рану тугой повязкой из какой-то старой скатерти. Я их так на войне наделался, что могу и с закрытыми глазами вязать. - На своем опыте прочувствуешь. Поотжимался бы, побегал - был бы целеньким. Поспал подольше да поссал поменьше. Делов-то.

Пацан зубы сжимает, но молчит.

Хороший знак: не скулит, не ноет, как некоторые.

- Пакет бы тебе, - хмурюсь, протирая ладони остатками скатерти, чтобы очистить их от крови. - Дождь если пойдет - худо тебе идти будет.

- А я там видел пакет. Сейчас. - Малой убегает и возвращается с прозрачным кульком. Ветровку мою придерживает, как юбку. - Такого хватит?

- Давай-ка. Хватит ему, - тут же завязываю. - Пойдемте уже. Там… ещё батя твой. Сейчас богу душу отдаст, так натерпелся.

- Я не пойду, - Побединский-младший останавливается как вкопанный и округляет глаза.

- Куда ты денешься? - смеюсь, похлопывая его по плечу. - За свои поступки надо отвечать, Лев. Пошли давай.

Вот Лев - да. Ему больше подходит.

Леон всё-таки как-то по-бабски вычурно.

- Он разорется на меня.

- Что есть, то есть, - морщусь, предвкушая концерт. - Но это лучше, чем сгнить здесь от заражения крови. Тебе укол нужен и рану зашить. Так что потерпишь, не сахарный.

На улицу выходим друг за другом.

Я - последний.

Сигарету закуриваю.

Можно расслабиться, нашли.

- Идет-плывет. Ни стыда, ни совести, - срывается пианист на сына. - Отец его по лесам, по полям должен бегать искать. Только о себе думаем, да?... А я репетицию пропустил, между прочим.

Леон равняется с отцом, обходит его и пытается устоять от резкого, обидного тычка в спину. Рыжий от этого пугливо смотрит по сторонам, Мелкий рыдать начинает, а нам их ещё по лесу тащить. Как бы вовсе не расклеились!

Пока папаша продолжает гундосить, а молодежь вялообразно хромает к лесу, выдуваю дым в серые облака.

- Завались, а?... - рявкаю, обгоняя. - Воспитатель хренов.

Смотрит зло, но совету внимает. Молчит громко.

И правильно.

- Я первый иду, - бодро опережаю беглецов и убиваю комара на шее. - Остальные за мной. Ты тоже не задерживайся, - грубовато обращаюсь к Леону. - Скоро дождь будет.

- Как вы это поняли, Владислав Алексеевич?... - задает вопрос в спину. Ещё и с таким пиететом.