Книга Отец на час. Работает спецназ, страница 95 – Лина Коваль

- Мужика в тебе и не было. Не обольщайся. - Прищуриваюсь и ускоряюсь.

Среди плотного леса сначала начинаются проплешины, а потом мы выходим на поле, за которым виднеются старинные избы. Явно заброшенные.

Из каменной трубы одной из них, самой низенькой, валит черный дым.

- Нашли, кажется, - выдыхаю с облегчением и перехожу на бег. - Догоняй, «мужик».

Широкое поле заканчивается заросшей проселочной дорогой, за которой трава достает аж до подбородка. Лет сто такого не видел. Распихивая сорняки и кустарники малины палкой, добираюсь до калитки.

- Ты там сходи, посмотри. Они - не они. Я пока здесь побуду, - выдает Николя с дороги. - У меня что-то бок прихватило!

- Не подохни только, - отвечаю, даже не оборачиваясь. - Тащить тебя обратно не собираюсь. Здесь отпою, как уж получится.

- Хватит надо мной смеяться! - орет вдогонку.

- Да пошел ты, гондон штопаный, - ворчу под нос. - Больно ты мне сдался. Ещё смеяться над тобой.

Из дома доносится шум голосов. Звонких, но не женских точно.

Прислушиваюсь, пиная кроссовкой засохшую грязь на завалинке. А потом, дернув старую металлическую ручку на двери, захожу в избу.

Сразу - полная тишина.

Только редкие, пугливые шепотки.

- Есть кто живой? Хозяева?... - спрашиваю, пригибаясь.

Потолки низкие - пиздец.

Либо дом так осел, либо для гномов строили.

В дальней комнате нахожу святую троицу: два страстотерпца с перепуганным чумазыми лицами и наш великомученик.

Бледный как полотно и с окровавленной ногой.

- Это за мной, парни, - говорит Леон, глядя на меня.

Не здоровается.

Спасибо тоже не слышу.

Неблагодарный, блядь.

- Ну и чего? Давно тут отдыхаете, парни? - спрашиваю и сажусь на коробку.

Она то ли от баяна, то ли от гармони. А может, это вообще одно и то же?... Не знаю.

Я не музыкант. Обычный русский мужик, далекий от искусства. «Рамштайн» уважаю, потому что громко и серьёзно звучит, и «Любэ» - на службе, за неимением первого, просто терплю, так сказать.

- Мы заблудились в лесу, - сообщает Леон. - А я под утро угодил в старый охотничий капкан. Ногу… разорвало!...

- Прямо-таки разорвало? - опускаю внимательный взгляд. - Ц-ц-ц…

- Там кровищи - лужа целая, - говорит один из подельников - самый рыжий.

Третий носом шмыгает, вот-вот разревется. Малой совсем. Лет тринадцать навскидку. Волосы торчком, нос крючком, сопли пистолетом.

- Ну е-мое. Идиоты малолетние!... - зло цежу.

«Пиздюки тупоголовые», - это про себя. Цензура.

- Мы промываем, промываем, а кровь все не заканчивается. Рана капец какая глубокая, там шить надо, - продолжает повествовать рыжий.

- Не надо, - на удивление стойко отвечает Николаев сын. Даже на Федерику становится похож. Губы - точно ее - поджимает. - Ниче мне не надо.

- Чем промывали-то, спасатели?

- Водой, - Леон отвечает серьёзно. - Колодец во дворе нашли. Заваленный был, но вода там чистая. Пили из него.

- Ладно хоть козленочками не стали, - хмурюсь.

Рыжий отпускает смешок, Малой шмыгает носом. Леон-Александр раздраженно закатывает глаза. Вылитая мать, когда она видит, что очередную сигарету закуриваю.

- Эх вы, - качаю головой и поднимаюсь с баяна, стягивая ветровку. - Кто ж водой раны промывает? И чему вас только на ОБЖ учат?

- Как телевизор тушить, - мелкий жалобно всхлипывает.

- И про… искусственное дыхание ещё, - рыжий добавляет. - Рот в рот.