Книга Скромная жертва, страница 70 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Кто придумал собирать информацию о темной стороне жизни местных богачей под видом консультаций при покупке картин? – спросил он.

– Многие годы мне казалось, что я, – просто ответил Штолин. Он взял приставную лестницу и достал с полки двухлитровую банку лечо: – Должно хватить.

– Хотели разобраться с делами Ребекки, накопленными за годы службы?

Старик внимательно посмотрел на него:

– Да, если хотите. Рита должна была максимально затянуть процесс оценки и покупки картины, чтобы побольше разузнать о фигурантах дел, в которых мне в свое время копать не дали. Тут, я думаю, вы все уже знаете. У вас наверняка тоже есть такие отнявшие покой дела. Из-за них спустя годы продолжает мучить уязвленная профессиональная честь. И совесть.

– Но с кем-то ведь удалось поквитаться?

– Да. Владелица кондитерского завода Лычкина пошла по двести двадцать восьмой. Металлург Гринько сидит за совращение падчерицы. Изнасилование и доведение дочери домработницы до самоубийства доказать не получилось, увы. Мать девочки выступила свидетелем на стороне защиты, получив после суда домик в селе Генеральское.

– Продала жизнь дочери за солидные тридцать сребреников, судя по названию села.

– Из грязи в князи, да. В отличие от нее родственники жен рестораторов Малашева и Левитского показали на суде, что мужья неоднократно угрожали им расправой за интимную связь с прислугой, а исчезновению женщин предшествовали избиения. – Штолин подошел к полке с красивыми овальными и круглыми тарелками и принялся накладывать квашеную капусту с изюмом в одну из них. – Иногда мне хочется сказать жене, что ее ловцы снов – истинная благодать. Я, кажется, очень давно вообще не сплю. Мои «Ребекки» приходят ко мне в виде призраков, когда я работаю в кабинете ночами. Садятся на подоконник моего горящего в черноте окна. Смотрят с немым укором. Проводят кровавыми ладонями по стеклу. Плачут. Взывают об отмщении. Ищут дорогу домой. И я до рассвета обречен вновь и вновь перечитывать материалы старых дел, разгадывая их тайны.

Гуров подошел к длинному винному стеллажу из дуба, бережно хранившему достойные покупные бутылки и сделанные под старину, с сургучными печатями, пузатые бутыли с домашними виноградными сухими и полусухими винами Штолина. Сыщик понимал, о чем говорил коллега.

– Кто приходит чаще других?

– Люди из простых историй. Не те, кто мог позволить себе консультацию Сваловой. Например, Лара Чайкина, – лицо старика стало серьезным и задумчивым. – Я получил ее дело, как раз когда приехал из Крыма, где нашел жену. Остаток отпуска, потраченного на поиски, мы лежали на пляже, ели местные персики и смотрели на чаек. Я читал «Доктора Живаго» Оле вслух.

Гуров понимающе улыбнулся. Единственной радостью в поездках на фестивали с женой была возможность прийти с ней на пляж рано утром, пока киношники отсыпались. Она загорала «под новое платье», а он обнимал ее бронзовые плечи и думал, за что это счастье ему досталось.

– Лара была студенткой биофака СГУ, орнитологом. Изучала речных чаек. Пропала во время летней экспедиции в области, куда поехала с научным руководителем и сокурсниками. Пошла в палатку за «Анакомом» и исчезла. Посиделки у костра в тот вечер, как всегда, снимали на камеру. Я лично смотрел эту запись не менее сотни раз. Если кто-то отсутствует в кадре, его голос звучит под гитару или в разговорах. Это подтвердили несколько экспертов. Участники экспедиции уверены: никто, кроме Лары, не отходил от костра, не входил в палатку за ней и не выходил оттуда. Мы с экспертами перебрали стоянку по песчинке: ни отпечатков чужих ног у палатки, ни чужих потожировых следов внутри. Пожилая пара грибников, стоявшая лагерем неподалеку, посторонних не видела. Единственная зацепка – подпись убийцы, деталь почерка. В пустой спальный мешок Лары кто-то положил мертвую чайку. Указывая то ли на ее фамилию, то ли на тему диплома, то ли на имя. «Лара» ведь тоже «чайка».