Книга Чао, Иринчик, чао!, страница 19 – Ирина Коджо

– Могу спать на тебе, – добавила я, вытягиваясь в полный рост на его большом теле.

– Можешь, можешь. Ты все можешь, – довольно закивал головой Дюро.

Никакого напряжения или признаков, что ему тяжело, я не увидела. Мне показалось, что я как пушинка или какое-то легкое покрывало, которое случайно набросили на великана, а он и не почувствовал этого.

Сложно сказать, сколько времени мы провели, наслаждаясь друг другом, но ближе к вечеру все же собрались поплавать. Довольные, сытые, немного пьяные от вина и близости, мы направились к нашему пляжу и к нашим пальмам.

Теперь плавая в море, я уже не отталкивала Дюро и не ускользала из его объятий. Вся моя настороженность улетучилась, и мне нравились то нежные, то страстные прикосновения и поцелуи серба. Мы разговаривали, шутили, резвились так, как если бы не плыли по морю, а просто гуляли по набережной, при этом Дюро почти все время обнимал меня за талию.

Отплыв подальше от берега и от людей, мы остановились возле красных и белых буйков, которые представляли собой длинные овальные пластины, соединенные плотной веревкой. Взявшись за них руками, мы отдыхали, плавно покачиваясь на волнах. Дюро говорил о своей семье:

– Имам четыре брата и две сестры. Я младжий.^[21]

– Ты младший? Самый маленький? А другие братья тоже такие высокие?

– Не. Я наивише^[22].

– Самый младший и самый высокий? Так? – уточнила я.

– Да, маленький, – с ударением на второй слог подтвердил серб и поднял руку над головой. – Ускоро^[23]два метра.

Одной рукой держась за буек, другой он притянул меня к себе. Я обняла Дюро за шею и почувствовала, что мои ступни находятся лишь немного ниже его колен:

– Да, да. Маленький ты мой. Два метра.

Серб приподнял над моей головой веревку, соединяющую буйки, и махнул рукой вдаль:

– Айд, Иринчик. Тамо отворено море.^[24]

Я быстро проскользнула через ограничители, и мы поплыли вперед к открытому морскому пространству. Мягко, плавно и красиво меня затягивало в эти отношения, точно в воронку стремительного и непреодолимого потока, который по какой-то необъяснимой причине я заметила, лишь оказавшись в нем.

Вечером, нежно обнявшись, мы прогуливались по набережной. Возле кафе, в котором мы ужинали в первый вечер, Дюро остановился и стал разглядывать витрину со сладостями.

– Будешь калач, торт? – спросил он меня.

– Нет. Я не могу больше есть, рыбы было много, – улыбнулась я, показывая, что в моем животе места больше нет.

– Если хочешь, бери. Я с тобой посижу, – предложила я.

Он выбрал большой кусок торта со взбитыми сливками и мы сели за свободный столик. Тарелку с тортом и стакан воды принес тот же молодой официант, с которым мы познакомились в прошлый раз. Он нас узнал, приветливо поздоровался, и, как обычно, поинтересовался, что мы будем пить.

– Она воли жестоко пиче, – подмигнув, сказал серб.

– Водка, коньяк, ракья? – спросил меня официант.

– Нет, нет, – ответила я, поняв, что «жестоко пиче» на сербском значит крепкие алкогольные напитки.

Дюро заливался звонким смехом:

– Я осмехан човек. Хьюмор, хьюмор. Иринчик, шалим, шалим^[25].

Он пододвинул ко мне тарелку с тортом.

– Нет, не могу опять есть, – сказала я.

Но Дюро поднес к моему рту ложечку с кусочком торта:

– Пробуй. Укусно.^[26]

На самом деле я очень люблю черногорские десерты и мороженое, но сейчас в меня даже чашка кофе не могла бы поместиться. Поскольку отказываться не хотелось, я проглотила протянутый мне вкусный кусочек, а серб с удовольствием съел торт и запил простой водой, которую в Черногории приносят к любому блюду, напитку и даже мороженому.