Книга Чао, Иринчик, чао!, страница 46 – Ирина Коджо

– Я здесь вышла из автобуса. А обратно остановка на той стороне? – уточнила я и попыталась сосредоточиться, чтобы запомнить место.

– Да, да, – подтвердил Дюро и, не останавливаясь, пошёл вдоль дороги.

– Ты меня к морю проводишь? – слегка улыбнулась я.

– Да, там далье море^[80].

Я рассматривала маленькие частные домики вдоль дороги и вдыхала тёплый нежный воздух, с грустью думая о том, что всего через два дня я улечу в холодную Москву и навсегда распрощаюсь со своим сербским другом. Хотя забыть Дюро и наш волшебно-сказочный отпуск я вряд ли смогу. «Но что делать? Всё когда-то заканчивается, – говорила я себе, стараясь сохранять невозмутимый вид и остатки оптимизма. – Остаются только воспоминания. Так пусть они будут тёплыми и хорошими».

Перейдя дорогу, мы свернули налево на крутой спуск между домами. Ещё одна широкая, длинная лестница вывела нас на набережную, за которой призывно блестело ярко-синее море.

– Как красиво! Море! – не удержалась я от восторженного возгласа.

– Да, лепо море, – подтвердил серб, немного щурясь от солнца.

Я приостановилась в ожидании прощания, но Дюро пошел дальше по дороге, увлеченный представшими видами прибрежной полосы. Район Савина сильно отличался от того места, где мы плавали предыдущие дни, даже горы и залив здесь выглядели иначе. А где-то далеко слева осталось Игало с нашим «пентхаусом» и маленькими пальмами на пляже.

– Давай сядем, – предложил серб, указывая на выступающую в море небольшую узкую платформу.

Дюро присел на широкий поручень возле лестницы для спуска в воду, а я привычно устроилась на его коленях. Серб выглядел грустным и задумчивым, а от его утреннего взрывы не осталось и следа. Я обнимала его за шею, гладила по волосам и мысленно прощалась с моим большим, сильным мужчиной. А как хотелось остаться, но я не позволяла себе думать о этом. Я никуда не торопилась. Да и зачем? У меня еще будет целых два дня, чтобы побыть наедине с собой, своими мыслями, воспоминаниями и настроиться на возвращение к привычной жизни.

– Я грязный, – вдруг тихо сказал серб.

– Нет, не грязный, – тут же возразила я.

– Ты хороший, добрый, – прошептала я ему на ухо, продолжая нежно скользить ладонью по его волосам, лицу и смутно догадываясь, что он говорит об интимных отношениях, которые вне брака считаются одним из смертных грехов в христианской религии.

«А зачем ты тогда был со мной? Кто тебя заставлял, если для тебя религиозные правила так важны, а ты теперь сам себя терзаешь?» – мысленно обратилась я к своему другу, с трудом понимая его поведение и ход мыслей. Какое-то время мы сидели тихо и спокойно, только легкий ветерок обдувал нас своей свежестью.

– Идемо^[81]плавать, – вдруг сказал Дюро.

– Как? – не поняла я. – Ты же не можешь?

Я еще больше растерялась от такого поворота. Да что там, меня просто накрыло с головой. Радость сменила отчаяние, и я боялась поверить, что ничего не кончено, ничего еще не решено и, возможно, у нас есть шанс.

– Идемо, – еще раз повторил он, вставая.

– А в чем ты будешь плавать? Ты в плавках? – спросила я, показывая на его бедра.

– Купичу у продавнице^[82], – уверенно сказал серб, явно закончив свою внутреннюю борьбу и приняв определенное решение. – Купаче гаче треба купити.

– Это так плавки по-сербски?