Книга Прятки, страница 78 – Диксон Уиллоу

Я как раз беру худи, когда мой телефон пищит, сообщая о новом уведомлении. Сигнал явный, и я с нетерпением вытаскиваю телефон из кармана и открываю приложение, которое управляет камерами в комнате Майлза. Обе камеры, которые я установил, имеют датчики движения, и я включил их после того, как он закрыл камеры, чтобы я знал, когда он их откроет.

Камера в его статуе больше не направлена на стену, и я внимательно наблюдаю, как он переносит ее к своей кровати, садится на край и держит так, чтобы камера была направлена на него.

— Привет? — спрашивает он, и в его выражении лица смешиваются застенчивость и тревога, что вызывает у меня какое-то странное чувство в груди. — Ты меня слышишь?

Хотя я знаю, что это плохая идея, я нажимаю кнопку тревоги на экране. Звучит драматично, но все, что делает эта кнопка, — это заставляет маленькую красную лампочку загореться в крошечном отверстии в нижнем углу корпуса камеры. Она предназначена для связи, когда говорить слишком опасно или невозможно, но работает так же, когда все в порядке.

— Это ты? — спрашивает он, и его лицо озаряется, но затем снова становится осторожным.

Я снова нажимаю на кнопку.

— Ты можешь говорить через нее? — осторожно спрашивает он. — Я видел технические характеристики, и в этой модели есть двусторонний микрофон. — Он кусает губу. — Думаю, я понял подсказку с часами, но не уверен.

Я уже пересекаю комнату, чтобы сесть за свой стол, прежде чем он заканчивает фразу. Мне нужно несколько секунд, чтобы запустить программу и надеть наушники, затем я включаю микрофон.

— Что ты понял? — спрашиваю я.

Он задыхается, его глаза загораются так, что это невозможно подделать.

— Это ты? — спрашивает он, задыхаясь.

— Это я. — Я расширяю окно, чтобы изображение с камеры занимало весь экран, и откидываюсь на спинку кресла.

— Я не думал, что ты ответишь. — Он снова кусает губу. — Черт, я даже не знал, смотришь ли ты, и думал, что говорю в пустоту.

— Я смотрел. — Я делаю паузу, не потому что мне нечего сказать, а потому что я должен быть осторожным в своих высказываниях. — Ты понял, как работают стрелки часов?

— Да. — Он ставит статуэтку на тумбочку и ложится так, чтобы она была перед ним. — Ну, я почти уверен, что разгадал.

Что-то в том, как он скручивается и кладет руки под голову, как делают дети, когда притворяются, что спят, выглядит странно мило.

— Сначала я думал, что это дата, например, двадцать второе апреля, но это время, верно? Четыре двадцать два — это время начала заката в тот день, когда мы играли в прятки. — Он нервно кусает губу. — Это была подсказка? Я правильно понял?

— Это был подсказка.

Он широко улыбается в камеру, а затем громко, почти безумно смеется.

— Боже мой, черт возьми.

— Не совсем, — говорю я, не успев себя остановить. — Но ты можешь так меня называть, если хочешь.

Он снова смеется.

— Это так безумно. Я буквально разговариваю со своим преследователем через камеру, которую ты установил в моей комнате. Ты можешь меня видеть и слышать, а я могу только слышать тебя. — Он качает головой, на его лице выражение ошеломления. — Как так вышло, что моя жизнь стала такой?

— Это ты попал в поле моего зрения, — говорю я ему. — Я бы не был здесь, если бы не то, что ты сделал.

— Что я сделал? — спрашивает он, широко раскрыв глаза от невинности.