Книга Прятки, страница 88 – Диксон Уиллоу

Материал его штанов странно ощущается на моей коже. Он немного пластиковый и определенно синтетический, но мягкий, как масло, и тонкий, как марля, поэтому я чувствую тепло, исходящее от него.

Веревка туго обхватывает мои запястья, и нейлон впивается в мою кожу. Напоминание о том, что я в ловушке и полностью в его власти, — одно из самых возбуждающих ощущений, которые я когда-либо испытывал, и я дергаю за связывающие меня веревки, чтобы они впивались в меня еще сильнее.

Те же руки хватают меня за бедра и оттягивают назад, так что я наклоняюсь вперед, моя попка в воздухе, а руки привязаны к дереву. Я стону, когда прохладный воздух касается моей раскаленной кожи, но стон превращается в невнятный крик, когда он одной рукой оттягивает мою ягодицу в сторону и раздвигает меня.

Я никогда не занимался анальным сексом с другим человеком, ни в одной из ролей, и мое тело напрягается от страха и возбуждения. Он собирается трахнуть меня? Я хочу, чтобы он это сделал?

Я чуть не смеюсь. Конечно, я хочу, чтобы он это сделал. Именно поэтому я бросил ему вызов, а не просто пошел бегать на закате и надеялся, что он поймет намек.

Я хочу, чтобы он был во мне. Я не просто хочу, чтобы он трахнул меня; я хочу, чтобы он владел мной. Я хочу этого больше всего на свете, даже если логическая часть моего мозга понимает, что отдать свою власть незнакомцу и полностью подчиниться его воле — одна из самых глупых вещей, которые я когда-либо делал.

Твердый палец давит на мое отверстие, и любопытный рокот, который вырывается из него, помогает мне немного успокоиться. У него практически полная свобода действий, он может делать со мной все, что захочет, но он не просто засунул в меня свой член, хотя мог бы легко это сделать.

Он давит на меня сильнее, и я заставляю себя расслабиться, когда он проникает в меня. Растяжение и жжение от вторжения заставляют меня стонать и сжиматься вокруг него, но он просто проникает глубже, и еще один из тех довольных рыков щекочет мое ухо, когда он работает как с моим телом, так и против него, погружая свой палец глубоко в меня с первого раза.

Я подготовился, прежде чем повернуть камеру в ожидании этого момента, и он не теряет времени, вытаскивая палец из меня и отступая, оставляя меня с голым задом в воздухе, моим твердым членом, комично покачивающимся передо мной, и руками, привязанными к дереву.

Внезапная потеря его тела дезориентирует меня, и интенсивное чувство уязвимости проникает в мой страх и возбуждение, но я не смею оглянуться, чтобы посмотреть, что он делает.

Это более чем хреново, но я не хочу рисковать увидеть его лицо, даже после того, как провел больше часов, чем я когда-либо признаюсь кому-либо, представляя, как он может выглядеть. До каникул я проводил так много времени, проверяя каждого парня, мимо которого проходил на территории кампуса, на его общий тип телосложения и комплекцию, чтобы понять, может ли это быть он, что я наткнулся на более чем один фонарный столб и стену. А когда я был дома, я просматривал студенческие досье, пытаясь понять, кто он может быть, но теперь, когда он здесь, позади меня, я не хочу этого знать.

Анонимность — часть очарования, а тайна добавляет фантазии. Он может быть кем угодно. Другой студент или, может быть, ассистент преподавателя. Он слишком молод, чтобы быть профессором, и я сомневаюсь, что он является сотрудником школы или одного из домов. У них есть свобода передвигаться по домам, в которых они работают, но вы никогда не увидите их на территории, если они не работают. Они также не живут в кампусе, а проживают в городе за воротами.