Книга Лед и пепел, страница 31 – Мила Дуглас

…люди Вечнолесья для него преступники.

Мысль пронзила, как озарение, мучительное и освобождающее. Он не маньяк, убивающий ради забавы. Он – судья и палач, вершащий свой жестокий, но справедливый суд. Александр искренне верил, что ее земля, ее народ заслужили уничтожение. И та первая ночь… была частью приговора.

Понимание. Не оправдание, а страшное прозрение. Она начала видеть его картину мира. Искривленную, чудовищную, но… целостную. В ней была своя леденящая логика, безупречная жестокость. Он действовал в ее рамках без колебаний. Эта цельность, фанатичная убежденность в своей правоте… гипнотизировала. Пугала до дрожи, но притягивала магнитом. Как смотреть в бездну и чувствовать зов.

Ее сопротивление казалось… неуместным. Как спор с ураганом о справедливости. Он был стихией. Слепой, разрушительной, но не лишенной устрашающей красоты мощи. Против стихии… не воюют. Ее принимают. Или гибнут.

Тело вспомнило не только боль. Оно вспомнило его. Невероятную силу, ощущаемую в каждом мускуле. Жар, исходивший от него. Чувство, что рядом с ним она живет острее, даже если эта жизнь – боль. Как стоять на краю пропасти – страх смешан с головокружительным влечением к падению.

Она видела его одиночество. Не как жертву, а как плату за путь. Замок – золотая клетка. Взгляды придворных – смесь страха, лести, ненависти. Ни доверия, ни искренности. Он был один. Абсолютно. Как вершина горы, где дуют лишь ледяные ветры. И в этом одиночестве она узнавала отголосок своего – дочери убийцы, пленницы, потерявшей все. Два изгнанника на разных полюсах. Не жалость (он растоптал бы ее с презрением), а странное… родство душ. Понимание цены за то, чтобы быть собой, пусть этот ты – разрушитель миров.

Взгляд короля метнулся вверх, к ее окну. Будто почувствовал. И она увидела в нем не ненависть, не триумф. Просто… констатацию. Ты здесь. Я вижу тебя. Мгновенного контакта хватило. Волна жара накрыла с головой. В груди сжалось – болезненно, сладко, невыносимо.

Она отшатнулась от окна, спина ударилась о стену. Ладонь прижата к бешено колотившемуся сердцу. Дыхание перехватило. Слез не было. Было осознание. Ясное, как удар колокола.

Она падала.

Не в обморок. Не в отчаяние. В бездну его власти. В огонь его ярости. В ледяное море его одиночества. И это падение было… ее выбором.

Цепи, ненавистные прежде, стали единственной опорой, связью с миром, где существовал он. Сопротивляться больше не было сил. Только всепоглощающая, леденящая дрожь – смесь ужаса и предвкушения. Ужаса перед готовностью принять его жестокость как плату за силу. Его гнев – как проявление неукротимой жизни. Его одиночество… как место, куда войти могла лишь она. И выжить. Или сгореть.

Она закрыла глаза, прислонившись головой к стене. Внутри бушевал хаос, но на поверхности – странное спокойствие. Битва проиграна. Не им. Ею самой. Себе. Она больше не боролась с чувством. Она начинала бороться за него – за право стоять рядом с ураганом, понять бездну, принять его целиком – палача, одинокого волка, завоевателя, видящего в ней… вызов. Ставка – не свобода. Ставка – ее душа. И она сделала ход.

Внизу его голос смолк. Наступила тишина. Но в ушах Тэссии звенело эхо его власти. И в груди, где горела ненависть, теперь тлел иной огонь – темный, обжигающий, фатальный. Огонь признания. Огонь падения. Огонь конца ее прежнего мира.