Книга Лед и пепел, страница 34 – Мила Дуглас

Держал ее, не отпуская. Связанные руки за спиной, тело прижато к его груди. Дыхание выровнялось. Пальцы нежно погладили волосы, спину. Поцеловал макушку, шепча:

– Ты совершенна. Моя послушная. Моя Тэсса.

Осторожно развязал шелк, массируя запястья. Помог встать, поддерживая дрожащие ноги. Укутал в мягкий плед, посадил рядом в кресло, рука обняла плечи. Власть проявлялась теперь в заботе, в абсолютной уверенности обладания.

Тэссия, измученная, но странно умиротворенная физической близостью и жгучим воспоминанием о розе, прижалась. В его власти, такой двойственной, она нашла не только подчинение, но и опору, которую искала ее душа – пусть и опору из льда и стали.

– Завтра я уезжаю, – сказал он. – Надолго. Замок будет под надежной охраной. Твои прогулки – только с Линарой и только в разрешенных местах. Твое поведение – безупречно. Если я услышу хоть намек на непослушание… – Он не закончил. Угроза висела в воздухе тяжелее любых слов. – Ты нужна мне… целой. Пока. Теперь, если пришла в себя, ты можешь идти.

Тэссия встала. Ноги немного дрожали. Она чувствовала на коже следы его пальцев, призрачную прохладу лепестков, слышала эхо его слов "Ты моя". Дверь закрылась за ней с тихим щелчком.

В груди Александра бушевал не шторм – адская кузница. Он метался. Хотел прижать Тэссу и не отпускать, и растоптать, вспоминая Вечнолесье. Там, где ковалась броня из гнева и льда, плавилось все. Каждый вдох обжигал горло, словно он вдыхал пепел. Пепел памяти. Пепел прошлого.

Тэсса.

Одно имя – как нож меж ребер, не убивающий, а живой, пульсирующий болью и… чем-то другим. Сладким, как первый глоток после жажды, и отравленным. Дочь отца-убийцы. Дочь поджигателя, чье пламя поглотило смех матери и сестры.

Он стоял у окна, сжимая подоконник до побеления костяшек. Его твердыня, тюрьма, царство – вдруг хрупкая скорлупа. Из-за одной пленницы. Не воительницы, не искусительницы, а девушки с глазами лесного полога, сломавшей его мир тихими стонами, редкими улыбками-зарницами, своей мягкостью. Она не штурмовала крепость – просачивалась, как вода сквозь камень, размывая устои ненависти.

«Она станет ключом…» – эхом прозвучал шепот прорицательницы. Ключом к чему? Забвению? Прощению? Нет! К новой агонии! Ключ, отпирающий сундук с тенями прошлого, с болью, скрытой гневом.

– Как? – прошипел он в тишину.

Как смотреть на нее, зная? Как не видеть в ее чертах лица, искаженные пламенем? Как заглушить трепет в груди?

Взгляд упал на дубовый ларец у камина. Там лежало предательство – портрет. Набросанный углем и сангиной в домике, в объятиях страсти. Тэссия. Обнаженная. На шкурах. Волосы темным водопадом на спине и груди. Губы приоткрыты. На коленях – полная отдача, жертва у ног повелителя. Зачем? Унизить? Запечатлеть победу? Или… поймать мимолетное ощущение чего-то большего?

Боль сжала горло тисками. Зачем брать его в Неревию? Рука потянулась, пальцы нащупали пергамент. Шершавость обожгла. Сжечь. Обязательно сжечь. Он сунул сверток в карман камзола, у сердца. Глупец. Безумец. Зачем носить изображение, убегая от нее? Знал ответ, но гнал прочь – слабость, предательство памяти!

– Плевать! – выдохнул с натужной бравадой, надевая плащ.

Просто любовница. Пленница. Дочь врага. Ничто. Расстояние убьет эту немощь. Вернет почву.