Книга Лед и пепел, страница 54 – Мила Дуглас

– Он выбрал, Миррель, – тихо, но неумолимо сказала Тэссия. – Он выбрал повиноваться приказу Ренара и короля. И этот выбор… он сжег не только замок. Он сжег души. Александра… и теперь… нашу с тобой.

Она обняла себя за плечи в попытке согреться.

– Я видела его боль, брат. Видела шрамы не только на теле – те, что оставил его безумный отец, избивавший его за то, что он не спас близких… – голос ее дрогнул. – Но и шрамы внутри. Глубокие, как ущелья в горах Греймарка. Он носит пепел своей матери и сестры в сердце. И наша кровь… кровь де Лисов… лишь подливает масла в этот вечный огонь его ненависти.

Миррель медленно опустился на колени перед очагом, не в молитве, а в полном изнеможении, в осознании невыносимой тяжести вины. Он уставился на языки пламени, пожирающие поленья. Его отражение прыгало в огненных бликах – искаженное, потерянное.

– Мы ненавидели его… – прошептал он, голос был глухим, лишенным прежней уверенности. – Я клялся отомстить за отца… за то, что он погиб от рук Греймарков. А он… он погиб, неся факел в чужой дом!

Он сжал голову руками, пальцы впились в волосы.

– Боги, как же мы слепы были! Ренары… Валтор… они плели паутину десятилетиями, стравливая нас, используя нашу боль, нашу честь как оружие!

Ярость, чистая и направленная, сменилась отчаянием. Ярость не к Александру, а к истинным виновникам, к тем, кто превратил его отца в орудие убийства, а их семью – в соучастников чудовищного преступления.

Фаэрон, молча наблюдавший из тени, вышел к очагу. Его старые руки, знавшие силу и слабость трав, дрожали. Он поставил перед Миррелем глиняную кружку с дымящимся отваром.

– Вина, молодой господин, – произнес он тихо, но его голос, похожий на шелест сухих листьев, прозвучал с неожиданной силой, – она как яд “Ледяной Смерти”. Медленный. Коварный. Он разъедает душу изнутри, если дать ему застояться. Он посмотрел на Тэссию, потом на Мирреля.

– Александр Греймарк… он дал этому яду отравить себя до мозга костей. Сделал его своей сутью. Вы… вы только что приняли свою дозу. Вопрос теперь…– Старик сделал паузу, его мудрые глаза блеснули в огне. —…что вы сделаете с этим ядом? Дадите ему сжечь вас? Или будете искать противоядие?

Миррель поднял голову. Его глаза, красные от слез и бессонницы, встретились с взглядом сестры. В них уже не было прежнего скепсиса, лишь глубокая, неизмеримая скорбь и… зарождающееся понимание. Он увидел в ее взгляде не только боль от правды, но и ту странную, искаженную правду, которую она узнала об их враге. Он увидел шрамы – и внешние, и те, что она описала. Увидел юношу, вернувшегося на пепелище. Увидел короля, построившего крепость изо льда на костях своей боли.

– Противоядие… – пробормотал Миррель, его взгляд стал сосредоточенным, как у исследователя, ищущего решение сложной формулы. Он взял кружку из рук Фаэрона, почувствовав обжигающее тепло. – Правда… может быть им?

Он посмотрел на Тэссию.

– Ты говорила с ним о случившемся? О… об отце?

Тэссия покачала головой.

– Да. Он знает, что я дочь Фенриса. Но… говорить с ним об этом… это все равно что ковырять ножом в незажившей ране. Его ярость…

Она содрогнулась, вспомнив ледяной гнев в его глазах. – …она уничтожит все. Его и нас.

Миррель задумался, глядя на пламя. Огонь отражался в его глазах – уже не просто отблеск, а внутреннее горение.