Книга Лед и пепел, страница 58 – Мила Дуглас

Когда телега с бочонком скрылась за поворотом лесной тропы, направляясь к снежным перевалам Греймарка, на заставе воцарилась тишина, густая, как мед в бочке, которую только что отправили.

Тэссия стояла на крохотном балкончике заставы, вцепившись в холодный камень перил. Взгляд ее был устремлен на север, туда, где за горами высился Дарнхольд. В груди бушевал ураган: страх, что послание не дойдет или будет уничтожено не распечатанным. Ужас, что Александр воспримет дар как насмешку и разгневается еще пуще. И крошечная надежда, что он вспомнит запах лаванды. Вспомнит ее. Вспомнит себя подо льдом.

Миррель подошел и молча встал рядом. Его плечо коснулось ее плеча – твердая опора в шатком мире.

– Он найдет его, – сказал он тихо, глядя туда же. – Если в нем есть хоть капля того, что ты увидела… он должен найти ключ.

Тэссия ничего не ответила. Она лишь сжала перила сильнее, чувствуя, как бьется ее сердце – трепетная птица, запутавшаяся в колючей проволоке страха и ожидания. Послание было отправлено. Лавандовый ключ летел в самое сердце Севера. Осталось лишь ждать: отопрет ли он дверь… или сломается в замерзшей скважине, погребя под собой последний шанс на спасение для них всех? Время текло медленно, как густой мед, капля за каплей наполняя чашу неизвестности до краев. Каждая минута ожидания была пыткой, каждый шорох за окном – вестником либо надежды, либо гибели. Они замерли на краю, и только ветер, несущийся с севера, шептал им о судьбе, решается сейчас в сумрачных залах Дарнхольда.

Бочка стояла посреди Тронного зала Дарнхольда, неуклюжий посланник из мира зелени и солнца в этом царстве камня и льда. Утренний свет, пробивавшийся сквозь высокие стрельчатые окна, золотил дубовые клепки и тускло отсвечивал на влажном металле обручей. Воздух, обычно пропитанный запахом холодного камня, воска и страха, был скрыт сладким, цветочным, чужеродным ароматом. Мед. Дикий мед Вечнолесья, который он так ненавидел и так любила она.

Александр Греймарк стоял в трех шагах, неподвижный, как одна из мраморных скульптур, украшавших галереи. Его взгляд, холодный и острый, как клинок «Клыка Тени», скользил по бочонку, будто разыскивая скрытую ловушку. Гонец – тщедушный старик-дровосек – уже был отпущен с парой серебряных монет и дрожью в коленях.

– Дар от почитателей силы Короля Севера, – бормотал тот. Пустые слова. Но бочка… бочка была реальной. И запах…

Сладость. Цветущие луга. Солнце. Все, что он презирал. Все, что ассоциировалось с ними. С ней.

Канцлер Эрвин, суетливый и вечно напуганный, метался рядом.

– Ваше Величество, прикажете отнести в кладовые? Или… проверить на яд? Новый алхимик мог бы…

– Замолчи, – голос Александра разрезал воздух, тихий, но такой резкий, что Эрвин попятился, будто получил пощечину. – Отойди. Все. Вон.

Придворные, как стая испуганных воробьев, поспешно ретировались, оставив короля наедине с незваным даром из вражеского леса. Тишина зала сгустилась, стала звенящей, напряженной, как тетива лука перед выстрелом. Александр сделал шаг. Еще один. Его сапоги глухо стучали по каменным плитам, эхо разносилось под сводами. Он остановился перед бочкой. Его тень, длинная и острая, легла на светлый дуб.

Он наклонился. Не спеша. Пальцы в черной кожаной перчатке коснулись крышки. Дуб был гладким, прохладным. Сургучная печать – простой знак лесников, ничего не говорящий. Но запах… Он втянул воздух ноздрями. Мед. Цветы. И… что-то еще. Слабое, едва уловимое, затерянное в сладком буйстве. Горьковатое. Терпкое. Знакомое до боли.