Книга Лед и пепел, страница 66 – Мила Дуглас

Предрассветная тишина Альдерборна взорвалась.

С востока, где городская стена прижималась к спящему кварталу ткачей, рванулось пламя. Оно лизало соломенные крыши, бросая оранжево-кровавые блики на кричащие лица, мечущиеся тени. Колокол на сторожевой башне забил в набат – глухой, захлебывающийся, словно горло перехватили. Где-то рвануло – то ли бочка со смолой, то ли заряд алхимических зелий, подброшенных в костер хаоса. Воздух затрясся от воплей: «Измена!», «Валтор – убийца!», «Вечнолесье за Де Лис!». И над этим адским хором, на импровизированном помосте из опрокинутой телеги, возвышался Миррель.

Он горел. Не пламенем – яростным, болезненным светом возрожденной воли. Бледный, почти прозрачный после болезни, но выпрямившийся во весь рост, он был живым знаменем. Его голос, усиленный алхимической смесью, резал гул паники, как нож масло:

– Смотрите! Смотрите на сына Фенриса де Лиса! На того, кого Валтор хотел сгноить ядом! Он убил ваших командиров! Опутал ложью старого короля! И теперь… теперь он продаст Альдерборн Греймарку за горсть серебра! Вы – воины Вечнолесья! Или рабы трусливой гадюки?!

Рядом с ним, как грозовая туча, высился Роан. Его меч сверкнул в отблесках пожара, рассекая воздух перед носом замешкавшегося капитана стражи.

– Выбор прост, щенки! – рявкнул он, и его бас заглушил ближние крики. – С нами – или за Тень, вслед за предателем!

Гед и Борвин уже растворились в переулках, их крики – «Шпионы Валтора у восточных ворот! Они открывают Греймарку!» – сеяли панику в рядах обороняющихся. Хаос был совершенным. Остроконечные шлемы стражников метались, как перепуганные жуки, бросаясь то к огню, то на крики о предательстве в своих рядах. План работал. Живая плоть Альдерборна рвалась на части, оттягивая ряды гарнизона от западной стороны замка.

********************

В царстве вечного полумрака и сырости, царила иная тишина. Густая, давящая. Воздух в тайном ходе пах столетиями забвения – пылью, гниющим камнем, влажным мхом и… старой кровью, въевшейся в эти стены. Свет факела Хагара, затуманенный паром от дыхания, выхватывал из мрака низкий, неровный свод, покрытый скользкими наплывами известняка. Капли воды, как слезы каменных великанов, падали с шипением на раскаленные угли, взрываясь крошечными искрами пара.

Тэссия шла первой. Не просьбой, не приказом – правом. Ее пальцы, тонкие и чуткие, как усики ночной бабочки, скользили по шершавой стене, читая невидимый шрифт природы. Здесь – бархатистое пятно мха особого, изумрудно-черного оттенка, любящего сырость. Там – трещина, из которой пробивался упрямый плаун, его споры золотистой пыльцой оседали на ее рукаве. Она на мгновение замерла, прикрыв глаза, вдыхая воздух полной грудью, вспоминая запахи: гниль… сырость… и вот он – едва уловимый, холодный, как дыхание могилы, запах окислившегося железа. Старые крепления. Забытые кольца для факелов.

– Левее, – ее шепот был едва слышен, но резал тишину остро, как крик. – Свод здесь опускается. Головы!

Александр, шедший за ней вполоборота, щитом прикрывая ее спину, мгновенно пригнулся. Его плечо в латах чуть коснулось ее спины – не толчок, а молчаливое подтверждение, точка опоры в этом каменном чреве. За ним, бесшумно, как призраки, двигались его люди и лесные братья – Гед и Борвин. Их шаги не оставляли следов на мокром камне. Дыхание – ровное, контролируемое – сливалось с капелью воды.