Книга Лед и пепел, страница 74 – Мила Дуглас

Тэссия стояла в шатре из живых ветвей и цветущего жасмина, сердце колотилось. Через щель в пологе она видела море людей – теперь ее людей. Лица, еще недавно искаженные страхом или ненавистью к имени Греймарка, теперь светились осторожной надеждой, любопытством, а кое-где и слезами радости. Они пришли. Приняли. Поверили в этот безумный, хрупкий мост, который она и Александр пытались перекинуть через пропасть старой вражды. На ней было платье. Не тяжелое королевское облачение, а струящийся шелк цвета первой весенней зелени, когда солнце только касается крон. Ткань, легкая, как туман над лесным озером, обвивала стан, подчеркивая хрупкость и в то же время невероятную силу, излучаемую ее прямой осанкой. Волосы, темные, как спелая мариника, были убраны не короной, а живым венком. Женщины сплели его с мудростью, вложенной в каждую травинку: гибкие прутья ивы – символ гибкости и примирения, белые ромашки – чистота намерений, синие васильки – верность, алые маки – страсть, пережившая боль, и нежные веточки лаванды – память и успокоение. Венок пах летом, надеждой и чем-то неуловимо знакомым Александру… лавандой? Он был легким, но его вес Тэссия чувствовала каждой клеточкой. Это была корона иного рода. Корона доверия.

– Как он? – мысль пронеслась, острая, как шип. Она знала о боли. Знала, как мучительно дается ему каждый взмах руки, как ноет рана под плотной повязкой, скрытой под изысканным камзолом цвета лесной тени, который сшили для него лучшие портные Вечнолесья. Знакомый лекарь Фаэрон хмурился, меняя перевязки, но Александр отмахивался, его лицо – маска ледяного спокойствия.

– Пустяк, – бросал он сквозь стиснутые зубы. Но Тэссия видела тень страдания в глубине его серых глаз, напряжение в уголках губ. Выдержит ли он долгую церемонию? Не отступит ли в привычную броню отчуждения перед лицом этой искренней, шумной, чужой для него жизни?

Зазвучали первые аккорды лесной лиры, чистые и звенящие, как капли росы, падающие с листьев. Гул толпы стих, сменившись благоговейным шепотом. Настал момент. Тэссия глубоко вдохнула, вобрав в себя запах хвои, земли и цветов – запах дома, запах будущего. И вышла.

Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву, заиграл на ее зеленом шелке, превратив платье в живое существо, в кусочек самого Вечнолесья, движущийся навстречу судьбе. Она шла по лепестковой тропе медленно, с достоинством королевы и трепетом невесты. Народ расступился, низко кланяясь, многие женщины плакали, глядя на свою юную госпожу, принесшую столько горя и теперь сияющую тихой, непоколебимой силой. Она не смотрела по сторонам. Ее взгляд был устремлен вперед, к Древу-Матери, к тому, кто стоял уже в его тени.

Александр.

Он стоял спиной к толпе, лицом к исполинскому стволу, словно вглядываясь в древние письмена коры. Высокий, прямой, невероятно царственный даже в этом непривычном наряде, лишенном блеска, стали и угрозы. Но Тэссия сразу увидела то, что скрыто от других: легкую асимметрию плеч, где здоровое было чуть подано назад, снимая нагрузку с раненого, белизну костяшек на руке, сжатой в полусогнутом состоянии у бедра, едва заметную тень под глазами, которую не скрыла даже тщательная утренняя подготовка. Он услышал ее шаги или почувствовал ее взгляд – не обернулся, но все его тело, каждый мускул, напряглись, ожидая. Готовясь встретить ее.