Книга Лед и пепел, страница 77 – Мила Дуглас

И он видел ее. Свою Тэссию. Его жену. Его королеву. Его чудо. Зеленый шелк мерцал в солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву. Лепестки в ее венках чуть вздрагивали от общего гула. Глаза сияли счастьем и слезами. Она была воплощением Вечнолесья – живой, неукротимой, прекрасной и прощающей. Она смотрела на свой народ, на праздник единения, и в ее взгляде была тихая, всепоглощающая любовь и гордость.

Боль в плече была все еще острой, колющей. Но она казалась теперь чем-то малым, неважным. Каплей в океане чувств, переполнявших его. Он потянул ее за руку, совсем чуть-чуть, притягивая к себе. Тэссия обернулась, ее взгляд встретился с его. В ее глазах – вопрос и безграничное доверие.

– Ты… – начал он, и голос его сорвался. Он попытался снова, заставив слова пробиться сквозь ком в горле. – Ты спасла не только Мирреля. Ты спасла меня, Тэсса. От льда. От пепла. От самого себя.

Она не ответила словами. Она подняла их сплетенные руки и легонько прижала его ладонь к своей щеке. Кожа ее была влажной от слез. Он почувствовал биение ее сердца. Или это билось его собственное сердце, готовое вырваться из груди?

Они стояли так, под сенью Древа-Матери, король и королева, муж и жена по законам Вечнолесья, лед и жизнь, пока вокруг них бушевал праздник жизни, зарождающийся из пепла войны. Их тени слились в одну на покрытом лепестками мхе. Два венца на их головах – из ивы, плюща, цветов и ягод – казались в этот миг не двумя коронами, а одним венцом новой эры. И в шуме плясок, в биении барабанов, в смехе детей уже слышался гимн этому хрупкому, невероятному миру.

Воздух Дарнхольда резал легкие. Не влажное, пьянящее дыхание Вечнолесья с его ароматами земли и жизни, а стерильная, обжигающая холодом струя, пропитанная вековой пылью камня, воском свечей и незримым гнетом власти. После буйства красок и вольных песен Альдерборна замок Александра Греймарка встретил Тэссию ледяным безмолвием исполинской пещеры. Каждый шорох ее шагов по мраморным плитам гулким эхом отдавался под черными, стрельчатыми сводами, будто стеная о непрошенном вторжении жизни в царство вечного холода.

Она шла по длинному, пустынному коридору к своим новым покоям, сопровождаемая все той же безмолвной Линарой. Стены, сложенные из гранита, казалось, впитывали все тепло, все краски. Лишь редкие факелы в железных кольцах бросали трепещущие, неровные блики на гобелены, изображавшие сцены охоты на снежных барсов или мрачные баталии давно минувших войн. Суровые лица предков Александра смотрели на нее с полотен, их каменные взгляды полны немого осуждения. Дикарка. Пленница. Дочь убийцы. Слова, которые когда-то жгли, теперь лишь оставляли легкую горчинку на языке. Но под платьем из плотного серебристо-голубого шелка, напоминавшего то ли иней на скалах, то ли глубину горных озер, сердце ее билось ровно и твердо. Она несла сюда не только память о тепле леса, но и новую, хрупкую уверенность – уверенность в его выборе. В их выборе.

Подготовка к церемонии была стремительной и лишенной суеты. Вместо женщин-травниц с их мудрыми руками и шепотами заговоров – придворные дамы с бесстрастными лицами, чьи прикосновения были точны и холодны, как движения часовых механизмов. Никаких живых цветов в венке. Вместо них – серебряная диадема со вставками изумрудов, тончайшей работы. Каждая грань ловила скупой свет из узких окон и преломляла его в холодные, радужные искры, как солнце в вечном льду. Она была прекрасна, эта диадема, но тяжела и чужая. Как корона льда. Волосы Тэссии уложили в строгую, сложную прическу, скрепив серебряными шпильками, похожими на миниатюрные кинжалы. Платье, струящееся по ее фигуре, было шедевром портновского искусства: серебристая основа, расшитая приглушенно-синими нитями, создававшими иллюзию глубины и движения. Оно закрывало все, от высокого ворота до запястий, подчеркивая хрупкость линий и одновременно царственную осанку. В зеркале глядела на нее не невеста из Вечнолесья, а королева Севера. Холодная. Недоступная. Часть этого каменного мира.