Книга Слезы Вселенной, страница 64 – Екатерина Островская

– Вот были времена! – покачал головой Сорин. – Да и люди были! Ничего святого: даже жену с тещей готовы были продать.

– Женечка, у меня к тебе вопрос на подобную тему, – встрепенулся Ничушкин. – У тебя совсем плохо дела пошли, что ты в гости к себе меня и других уважаемых людей зовешь и с каждого за визит по штуке евро сшибаешь?

– Я никого никуда не зову. Это жена решила открыть литературный салон. А деньги, что поступили за распространение билетов, пошли на гонорары. А все остальное: выпивка (там одного французского шампанского тысяч на десять евро), закуска и так далее – это уже за счет Вероники. Я в ее дела не влезаю. Она попросила какую-то сумму, я ей деньги предоставил. А что касаемо стоимости билетов, то это такая мировая практика. Только за границей подобные мероприятия обходятся для гостей куда дороже.

– Да мне, если честно, до этого дела нет, как у них за бугром, – пусть об этом всякие Суслики думают. Но там у тебя в зале был вице-губернатор с бабой. С них тоже деньги взял?

– Я ни с кого ничего не брал. Но если тебя это интересует, я узнаю у Вероники. Включи-ка телевизор!

Загорелся экран, на сцене уже стоял старичок в темных очках. Рядом с ним, приобнимая поэта за плечо, разглагольствовал литературовед Чаплинский.

– Вы даже не представляете, что перед вами легенда, – представлял старичка Чаплинский, – настоящая живая легенда. Сорок лет назад, когда ваш покорный слуга был еще школьником, мне попался самиздатовский сборник… Тогда же все лучшее, все зовущее к свободе зажимали… И вот в том сборнике, на листах с машинописным текстом я увидел поразившее меня стихотворение, которое называлось… – литературовед задумался. – Впрочем, неважно, как оно называлось.

Чаплинский закатил глаза и произнес не торопясь, как будто вспоминал пришедшее на ум только что:

– В общем, и так далее. Но тогда я был поражен: вот, думаю, какой поэт появился – почти как Есенин пишет! Потом уж узнал, что то стихотворение, которое мне так понравилось, автор написал в шестнадцать лет. Запомнил фамилию поэта – Лапников. Понял, что его творчество – это настоящая поэзия. Это как раз то, что Пастернак определил как слезы Вселенной в лопатках… Стал потом искать стихи Лапникова в других самиздатовских сборниках… И, находя, радовался… Вернее, радовалось мое сердце. Но самое удивительное то, что его стихи всегда были разные… Вот, например:

– Не помню, как дальше. Но ясно: какой уж тут Есенин – сами видите, самобытный поэтище. Шли годы…

– Хватит, – прервал его красноречие старичок, – лучше я сам прочитаю что-нибудь.

Зачем-то он потрогал свои очки. И начал читать, а девочка, которая привела его в зал, внимательно слушала.

– Бомжара какой-то, – скривился Ничушкин, – и стихи у него бомжацкие.