Книга Мой парень — французский шпион, страница 64 – Вера Арнгольд

— Ты против? — удивился Эжен.

Я не хотела ссориться с ним, поэтому ответила просто: «Такие слабые люди есть всегда. Они тростник под ветром, поэтому часто бывают предателями».

От «ярого наполеониста», кроме слов, прока не было, Рюппеля поселили в холодной избе со скудной обстановкой. Он с товарищами колол дрова для печи, они сами готовили еду, чистили репу, перебирали горох. Нормальная такая обстановка для военнопленных, никто не обещал санаторий. Однако от морозов, когда ночью все стучали зубами от холода, офицеры Луи Мишель Бутино и лейтенант Дюплесси заболели и умерли. Не знаю, что было бы с Рюппелем, но тут случилась, на его счастье, встреча. Его пригласило к себе семейство помещиков Племянниковых.⁸

Это предложение было алогично. Два сына Племянниковых на тот момент служили в Архангельске при 30-м егерском полку, шла война, а помещики, получается, пригрели своего врага. Более того, его поселили в лучшие комнаты, заботились о нем непрестанно, приглашали за богато накрытый стол, который «составил бы честь лучшему ресторану, так выделялся он прекрасным выбором блюд и утонченными запахами (после репы и гороха рябчики, конечно, были умопомрачительны). Рюппель был в восторге от ботвиньи и стерляди, киевского конфитюра на липовом меду, а также русской выпечки. Хозяева не только кормили пленных, но и устраивали балы, где Рюппель и его товарищи лихо отплясывали с русскими девушками. В голове не укладывается, да?

Эжен покачал головой. Вид у него был озадаченный.

— Надо знать русских, русское добросердечие и отзывчивость на любую беду, — сказала я. — Иногда русские поступают вне логики, иногда даже во вред себе, как кажется другому миру, но это наша традиция, обычай, даже генотип. Традиция помощи несчастным, попавшим в худшее положение людям. «Сам погибай, а товарища выручай».

Эжен широко открыл глаза и набрал воздуха в легкие. Но ничего не сказал, только пожал плечами.

— «Теперь в лоне этой семьи начался новый отрезок моей жизни: из бедной избушки я оказался во дворце, там только нужда — здесь все в избытке», — так писал Симон Рюппель в своем дневнике. Только его одного, благодаря юному возрасту, оставили в доме Племянниковых, выделили красивую комнату, белье и одежду, приставили слугу. Видимо, эти внезапные перемены, пережитые волнения в итоге сказались на организме. И Рюппель заболел!

Жажда, жар, озноб. Его лечил приезжий доктор Штобойс. Жена хозяина не отходила от ложа молодого военнопленного, она не говорила по-французски. Возле ее ног постоянно сидели два киргизских ребенка, которых она выкупила в степи. Посещала Симона и супруга французского учителя молодых дочерей Племянниковых. Она шептала ему на ухо хорошие новости об армии Наполеона. Неплохо рассуждала об армии и, по мнению Рюппеля, даже ставила в неловкое положение русских офицеров, навещавших дом, своими заявлениями.

Вскоре Рюппель пошел на поправку, ему пригласили для веселья и поддержки его прежних военнопленных товарищей, которые сообщили ему правду, что французская армия полностью уничтожена при переходе через Березину и только ее жалкие остатки достигли Польши. Солдаты считали, что это русская зима виновата, иначе французы победили бы. Сомневаюсь…

— Это почему? — заносчиво спросил Эжен.

— Русским даже их климат помогает. А потом, мы справились и с Наполеоном, и с Гитлером. Нас лучше не злить.