Книга Смерть и креативный директор, страница 103 – Рина Осинкина

А вправду, почему бы и не поехать? Время непозднее. Адрес михеевского особняка она знает, а какой электричкой и с какого вокзала добираться, уж как-нибудь да сообразит.

Экономка, помнится, сказала, что повар по понедельникам занимается стряпней на всю неделю, сама же Любовь Сергеевна в этот день выходная. Сегодня понедельник – все очень удачно складывается.

Страшновато, конечно, что, кроме повара, в доме никого не будет: хозяин штаны просиживает у себя в министерстве. Но Олеся, беседуя с возможным убийцей, поведет тонкую игру, и Николя не заподозрит, что попался на уловку, когда и если выдаст себя словом или мимическим жестом. Его реакцию Олеся зафиксирует в памяти и следователю доложит.

А в том случае, если в убийстве виновен кто-то другой: сам Турчин или юрист Валяев, то Звягиной вообще опасаться нечего, однако нанести этот визит требовал ее внутренний перфенкционист, желающий вычеркнуть из списка подозреваемых и повара тоже.

Холодом обдала внезапная мысль: Турчин не мог убить жену! Если убийца – тот, кто вызвал ее из гостиной, о чем Олесе получасом раньше поведала Ирина Беркутова, круг подозреваемых сужается. Их остается двое – юрист и повар, потому что Турчин в это время валялся на диване.

Но разве не мог быть у Турчина сообщник?

Дикое предположение.

А может быть такое, что эти события – то, что Ларису кто-то вызвал из гостиной, и то, что убили ее получасом позже – ничем не связаны между собой?

Связаны, скорее всего. Однако сейчас ломать над этим голову бесполезно. Но с поваром нужно быть поосторожнее – его ставки выросли.

Прихлебывая остывший чай из стакана, она принялась изучать маршрут к поселку Ново-Рогачево, открыв в смартфоне расписание электричек. Если она поторопится, то запросто успеет завернуть домой, чтобы сменить плащ на ветровку и все-таки переобуться. И даже в этом случае в михеевский особняк она рассчитывала прибыть до возвращения хозяина из присутствия и до того же момента убыть.

У подъезда ее ожидала суровая Настя.

– Мама Лёля, – страшным шепотом прошипела она, чтобы никто, кроме Олеси, ее обращения не слышал, и добавила громче: – Ты разве забыла, что у меня письменная контрошка по инглишу в среду? А мы еще слова не заучили! Я тебе в дверь звоню-звоню, а ты обещала, что дома весь день, а самой нету!

– Контрошка? По инглишу? – растерянно переспросила Олеся. – Извини, Настенька, из головы выскочило! Но мы успеем! Точно успеем! Чего их разучивать-то, эти десять слов?..

– Не десять! Двадцать! И они сложные! – строптиво проговорила названная дочка.

– Ну и подумаешь – двадцать! Тоже мне, сложные: рэт, кэт и маус.

– Кьюкемба и амбрелла! – возмущенно возразила Настёна.

– Вот видишь, ты часть уже знаешь. Мы по ним сегодня вечерком пробежимся, завтра закрепим, проверочный диктант устроим, и пятерка тебе обеспечена. Договорились?

– А сейчас? – надулась Настёна.

– Сейчас я тороплюсь, извини, детка. Очень надо в одно место попасть хотя бы до половины шестого. Вернуться планирую около восьми. Так что, жди от меня звонка. А пока сама немножко подучи, как они пишутся. Хотя – нет, не надо. Еще запомнишь как-нибудь криво, потом переучивать тебя замучаемся.

В электричке Олеся просматривала новости в смартфоне. Ни на чем серьезном сосредоточиться не могла, хотя планировала воспользоваться временем в дороге, чтобы набросать-таки концепцию для «Буклей и румян», над которой она начала думать накануне. Но ни вчера вечером, ни сейчас мысли не слушались, разбегаясь под напором подступающего нервного напряжения. Под ложечкой противно-тоненько вибрировало, руки слегка подрагивали. Истеричка.