Книга Пиковый туз, страница 52 – Стасс Бабицкий

Удивление сыщика было глубоким и искренним. Он застыл в оцепенении всего на секунду, но этого хватило – незнакомка нанесла жестокий удар в подвздох. Мармеладов скорчился от боли, успел перехватить ее руку, но попробуй удержи, если нечем дышать. Злодейка вывернулась и исчезла в ночи.

До рассвета он мерил шагами свою крохотную комнату. Стоило прилечь, забыться на мгновение, и перед мысленным взором проплыл айсберг. Та самая ледяная глыба, которую недавно живописал флотский лейтенант. Только была она не льдисто-белой, а насквозь черной. В склоны громадины вмерзли тела убитых фрейлин. Сыщик понимал теперь, это лишь видимое навершие, а самое лютое зло скрывается под водой. Нырять туда не хотелось, из глубин веяло жутким холодом. Подобного озноба не испытывал он с детства, когда в Р-й губернии окунулся на Крещение в прорубь. Но иначе нельзя, ради разгадки мрачной тайны придется погрузиться с головой.

– В жизни не поверю, что девка тебе рукав оторвала, – рассуждала наутро прислужница Серафима. – Это ж надо было довести, чтобы она шибко взбеленилась. А ты не горазд на такое. Ленивый ты, безбурный^[67]. Кушай, чего застыл?!

Она принесла завтрак – кулебяку и чай, жиденький, но зато горячий, – приметила драный сюртук, сбегала за наперстком и иголкой. Села пришивать, а заодно и лясы точить.

– Небось за критику побили, а признаться стыдно. Вот и выдумываешь… Упреждала я, нельзя про людей гадости писать. Они стараются. Я и трех строчек не напишу, а эти – целый роман. Ежели чего не нравится тебе – не читай, другим оставь, кому-нибудь по душе придется. А ты на всю Москву клеймишь.

– Представь, Симуня, что пирог ты не сама испекла, а купила в лавке. Я попробовал – тесто сырое, начинка с гнильцой. Неужели не нужно предупредить соседей: знайте, люди добрые, у этого приказчика несвежие пироги?! Непременно нужно.

– То еда. Книгами разве ж отравишься?

– Бывают такие сочинения, которые отравляют людей на целые поколения вперед, – Мармеладов вспомнил давешнего польского графа и его литературно-философские пристрастия.

– Тебе виднее. Грамотный! А я даже заметку про убивца прочесть не могу. Скажи, верно ли торговки судачат, что аспид бабенок режет, а мужиков не трогает?

– Так об этом пишут в газетах.

– А газеты всегда правы, – она завязала узелок и откусила нитку. – Значит, надобно дома сидеть.

– Тебе чего взаперти прятаться? – пожал плечами Мармеладов. – Нелюдь преследует исключительно благородных барышень. Доказанный факт.

– Нешто по мне издалека заметно, благородная али нет? – обида проступила пунцовыми пятнами на щеках. – Я на прогулку одеваю самое дивное платье. Платок повязываю красный. Меня, чтоб ты знал, и господа замечают. Один давеча подарил кулек с цукатами. Вкуснючими. Две недели их по мелкому кусочку жевала, растягивала удовольствие… А ежели дворянки с перепугу в своих хоромах запрутся, на кого охотиться убивцу? За нас примется, – она встряхнула сюртук. – Что это у тебя там?

Похлопала по карманам и достала большой гвоздь.

– Острый! Не порежься, – предупредил сыщик.

Гвоздь этот он подобрал на мосту. Осмотрел при свете фонаря: железный штырь расплющен на конце и заточен, как бритва. Судя по бурым пятнам, девица в капюшоне резала фрейлин именно этим оружием. Вот улика, которая поможет освободить безвинно арестованного моряка. Мармеладов вспомнил, как пытался найти следователя посреди ночи, но не преуспел в этом. Еще он собирался справиться о здоровье Мити, однако в своей хмурой задумчивости, позабыл вернуться в долгоруковский дом. Столько срочных дел на утро оставил!