Онлайн книга «Пиковый туз»
|
Мармеладов сорвался с места, уже не ищейка, нет. Гончий пес в погоне за серым волком… Митя ощупал рану. Нисколечко не царапина, конечно, но в бою доставалось куда серьезнее. Замечательно выдумал портной, – расцеловал бы в обе щеки, ей-богу! – фрак подбить ватой, чтоб грудь внушительнее смотрелась. Войлок да манишка, которую прачка накрахмалила от души. Эта «броня» спасла ему жизнь. А может и ворожба цыганки с этой ее копеечкой. Надо найти старуху завтра же, низко поклониться и подарить еще десять рублей. Или хватит с нее пяти? Ожаровский скулил и стонал, но тоже не спешил помирать. Так-с, понятно. Успел поднять руку к горлу, жест нелепый в подобной ситуации, однако ему повезло. Лезвие рассекло большой палец до кости, отсюда и кровь. Само ранение – пустяк. А на второй удар убийце не хватило времени… – Вставайте, граф! – почтмейстер и сам с трудом поднялся на ноги. – Давайте уж пожертвую вам камербанд на перевязку, и станем потихоньку выбираться к свету. Тяжело прихрамывая на правую ногу, он практически тащил на себе рыдающего вельможу. Поляк растерял свой недавний апломб и трижды порывался лишиться чувств. Приходилось с ним разговаривать, хотя Мите это было в тягость. – Знаете, Ожаровский, я в каторге десять лет верил, что нет в мире ничего чернее моего нутра, которое по наследству от отца-упыря досталось. Думал, будет оно давить из меня чернила, как из каракатицы, и я своими порочными страстями все вокруг отравлю и всем, до кого дотронусь, жизнь искалечу… Он остановился передохнуть, прислонился спиной к дощатому забору. Дальше идти невмоготу. От потери крови возникла слабость – обманчивая, усыпляющая. – А вот, представьте, сегодня открылось мне, с полной ясностью… Есть упыри куда гаже. Потому что вы не только клыков своих не скрываете, но сверх того придумываете эстетические концепции, прости Господи, чтобы объяснить: клыки – это хорошо. Чтобы многие пожелали подобные носить… Уезжайте в Париж, граф. Люди, подобные вам, России без надобности! Митя вздохнул. На дворянчика надежды нет. Этот за помощью не побежит, вон, сполз на землю, всхлипывает. А чей зычный голос звучит? Мерещится? Нет, вот опять. Командует: «Носилки, живо. За доктором отправляйтесь, привезите лучшего! Не туда, дубина! Голицынская больница вниз по улице, за углом». – Держись, гусар! Не смей умирать! Ковнич. Старый верный приятель. Зря усомнился в нем. Зря. – Нельзя умирать сегодня, дружище, никак нельзя! Великий день, я у Апраксина выиграл андалузского скакуна. Вышел проветриться на радостях, а тут ты вдалеке хромаешь, в крови. Откуда? Что за зверь напал на вас с графом? Тот самый громила? Эй, охламоны, чего застыли? Несите скорее в дом. Бережно несите, сволочи криворукие! Митя зажмурился – всего на минутку, как ему представлялось, а когда открыл, увидел русалок. Деревянные фигурки сплетались золочеными хвостами, а в руках держали свечи. Каждая по две. Итого получается… Шестнадцать? Сосчитать неимоверно трудно: люстра вращается. И комната тоже, да и вообще весь долгоруковский дом, в суете и тревоге, вертелся в эту минуту вокруг героя. Остановил кружение бесцветный голос доктора, а впрочем людей их профессии ничем не прошибешь: – Рану я обработал, ничего серьезного через нее не грозит. Пациенту рекомендован покой, сон и хорошее питание, в идеале – горячий суп. Поверьте моему опыту, Екатерина Михайловна, этот человек быстро встанет на ноги. |