Онлайн книга «Гремучий студень»
|
— Как вам версия, г-н бывший студент? — Чепуха на постном масле. Илья Петрович, откуда у этих нищебродов деньги на бомбу? Если бы эта банда хотела навредить немцам да раскольникам, то они бы и вредили по-нищебродски. Подожгли бы фабрику. Или ломом котел раскурочили. Зачем тратиться на фосфор и кислоту? А они ведь аптекарю платили исправно. Откуда же деньги? — А и правда, откуда? — полковник сдавил горло усатого. — Отвечай, погань! — Не ответит, — покачал головой Мармеладов. — Поскольку деньги давал человек, которого они боятся пуще вас. Тот, кому две успешных фабрики стали поперек горла, словно рыбья кость. Он приказал не просто крушить, а взрывать. При таком раскладе пострадавшие купцы и не подумают, что это затеял их конкурент. Спишут все на бомбистов и политику. Потратятся на новые станки, потом их снова взорвут, а те опять потратятся… В какой-то момент Прохоров с Гивартовским разорятся, а заказчику сойдет с рук его преступление. — Хитро, — пробормотал Порох. — Но кому могли одним махом помешать и пивной завод, и ткацкая фабрика? — А вот это хороший вопрос! — сыщик вскочил и прошелся по подвалу: три шага вперед и столько же обратно. — Есть у меня догадка. С недавних пор, знаете ли, пристрастился читать в газетах объявления о свадьбах. Помнится, купец Забелихин отдал свою дочь за наследника Грязиловской мануфактуры. Жених, говорят, остолоп редкостный, но родитель его держит в кулаке производство миткаля во всей губернии. А Забелихины имеют два пивоваренных завода под Москвой. Пиво, разумеется, дрянь. Потому немецкий мастер для них угроза серьезная. Опять же, прохоровский ситец все нахваливают, а грязиловскую дешевку покупать перестали. Если представить, что купцы сговорились совместными усилиями избавиться от конкуренции… — Тогда все сходится, — кивнул полковник. — Так, бесенята? — Мы не скажем, — набычился усатый. — Хоть режьте, хоть бейте, хоть в дальний едикуль[29]сошлите — не скажем. — Оне наши семьи сгноят, — взмолился малой. — А так кормить обещались, если кого в тюрьму посадят. — Заткнись, фетюк! Иначе догадаются! — И так догадались… — Толку-то с наших догадок, — вздохнул Порох. — Против купцов даже Охранное отделение бессильно. Против них нужны улики незыблемые. А тут что? Два мазурика. Предположим, они судье на Забелихина укажут и во всем сознаются, а купчина гордо скажет — навет это. Не виноватые мы. Честное купеческое слово! Возможно ли, что показания шихвостней[30]устоят супротив купеческого слова? Черта лысого! Слово для мануфактурщика самый крепкий щит. — Но слово можно обратить и в копье разящее, — подбодрил следователя Мармеладов. — Что-то я не понимаю… — Мы напечатаем в «Ведомостях» фельетон. Сообщим про проделки банды с Трехгорки и в конце добавим, что редакции известны фамилии заказчиков и если они не прекратят, то вся Москва прочитает кто из купцов ведет конкуренцию нечестно. Они мигом все прекратят. — Нельзя в газетах про бомбы, — отрезал Порох. — Илья Петрович, с вашими полномочиями все можно. Разрешите цензуру разок потеснить. — Не в цензуре дело. Мы запрещаем писать про бомбы, чтобы народ в панику не ударился. Знаете, что начнется, когда вы напечатаете в «Ведомостях» про бомбы?! Все страхи и кошмарные сны последних лет станут явью. — Но ведь люди и так все видят, — возразил сыщик. — На Красной площади, в «Лоскутной», на пивоваренном заводе… Взрывы грохочут громко, рукавом не заглушишь. Свидетели расскажут соседям, те дальше понесут, так новости по Москве и расходятся. |